— Ну, всё, меси, считай, что пропал! — скорчив страшную физиономию, выкрикнул второй мальчишка. — Она ведь дочка мамбо[5].
В конце концов подростки утратили интерес ко мне и умчались в сторону порта. Позже я обнаружил, что из моего кармана исчезла парочка купюр. Кто был воришкой, девчонка или один из ее остряков-приятелей, я так и не понял.
Багаж мой был невелик: кое-что из одежды, набор для бритья, упаковка хорошего мыла, чемодан с любимыми книгами и грампластинками и старенькая портативная «Декка». Разложить всё это и обзавестись необходимой утварью не составило большого труда. Оставалось нанять чистоплотную женщину из местных, которая приходила бы два раза в неделю сделать уборку и постирать.
В первый же рабочий день всё было улажено. Мне пообещали, что новая уборщица с хорошими рекомендациями явится ко мне следующим вечером.
Она стояла на пороге в том же самом белом платье, но уже без банта и макияжа. Волосы собраны в тугой пучок, руки сжимают плетеную сумку. В выражении лица — никакого вызова, как тогда, несколько дней назад. Сначала, когда узнала меня, — легкий испуг, спустя мгновение — кротость.
— Меня зовут Анаис.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать.
Я понимал, что она врет, но вот так сразу прогнать ее не решился. Я предложил ей сесть и налил кофе.
— Хотите, я сварю хороший кофе? У вас плохо получается, — чуть пригубив, заявила девушка. — У меня есть с собой всё, что нужно.
Я лишь успел сделать неопределенный жест, как она тут же достала из сумки пару пахучих тряпичных мешочков и направилась к электроплитке.
Кофе у нее и впрямь вышел отменным.
— Еще я умею готовить горячий шоколад и печь. А если вы собираетесь спросить про стирку и уборку, так я вам скажу, что на острове на это способна любая дурочка старше пяти лет.
Чувствуя мои колебания, она опустила глаза и добавила:
— Мне очень нужна работа. Мать сильно больна. Она живет в поселке, в пятидесяти километрах отсюда. Вообще-то мне восемнадцать… Скоро будет, через месяц…
— А отец?
— Его забрали духи. Давно, четыре года назад.
— Умер?
— Такие, как он, не умирают до конца, они уходят вместе с духами.
Я больше не стал задавать вопросов. Вероятно, девчонка из семьи, практикующей вуду, — вполне типичное явление среди местных… «Я неприхотлив, девушка, без сомнения, легко справится со своими обязанностями», — решил я и выдал копию ключа моей новоиспеченной помощнице. Мы условились, что она приступит к работе в ближайшую пятницу.
Однако в четверг, вернувшись из офиса, я нашел дверь открытой. Войдя, я остолбенел…
В квартире, надо сказать, уже тщательно прибранной, звучала музыка — Билли Холидей из моей коллекции. Оконные ставни были раздвинуты, и опускавшееся к горизонту солнце окрашивало комнату в теплые тона. Всё еще мокрый пол устилали пятна апельсинового света в ажурных рамах теней от балконной решетки. В центре этой сцены танцевала Анаис. Она кружилась, закрыв глаза и широко раскинув руки. Льняное платье надувалось, словно парус, и поднималось, обнажая бедра. Против света оно сделалось почти прозрачным, и тоненький силуэт девушки, очерченный солнечным контуром, просматривался полностью. Нельзя сказать, что она танцевала хорошо, но в ее движениях было столько искренней веселости и даже исступленности, что я не мог оторвать глаз. Девушка не замечала меня или, скорее, делала вид, что не замечает: я всё же поймал ее взгляд сквозь опущенные ресницы. Танцовщицу совершенно не заботило, что сквозь широкие проймы платья проглядывают ее маленькие вздрагивающие грудки с выпуклыми, как шляпки желудей, окружностями сосков. Ни о каком лифчике и речи не могло быть, этот хитроумный предмет туалета для Анаис был бы совершенно непозволительной, да и ненужной роскошью.
В конце концов она открыла глаза и прыснула со смеху, но кружиться не прекратила. Только когда закончилась песня, девушка остановилась, одернула платье и плюхнулась на стул.
— Какая хорошая музыка. О чем поет эта женщина?
— О любви, мужчинах, одиночестве…
Войдя в ванную, я сразу же обратил внимание на вычищенные до блеска раковину умывальника и полку над ней. Все мои приборы были заботливо расставлены «по росту». Мне это показалось забавным и трогательным. В конце шеренги, вслед за моей мыльницей, Анаис пристроила дощечку со своим обмылочком. К моему мылу она, похоже, не притрагивалась, видимо, соблюдая данные ей инструкции или просто стараясь мне понравиться. Смешная… И странная… Дикая и диковинная птичка…