На небольшом участке, огороженном листами гладкого цинка, помещалось три-четыре десятка ядовитых змей в клетках. Крусада упала на землю и некоторое время, свернувшись в бесчувственный
— Но ведь я укусила ее прямо в голову… — ответила с растущим беспокойством Крусада. — У меня не осталось ни капли яду. Ведь мы, ярара, разом выпускаем весь яд.
— А ей и горя мало от твоего яда…
— Разве она не может умереть?
— Может; но не нашими заботами. У нее иммунитет. Впрочем, ты все равно не знаешь, что это такое.
— Как же, знаю, — живо возразила Крусада. — Нам об этом рассказала Ньяканина.
Королевская кобра окинула ее внимательным взглядом.
— Да, ты, кажется, не глупа…
— Во всяком случае… не глупей тебя! — огрызнулась Крусада.
Шея азиатской змеи вдруг снова раздулась, и ярара опять приготовилась к защите.
Обе собеседницы долго глядели друг на друга, и капюшон Королевской кобры медленно опустился.
— Не глупа и отважна… — продолжала она. — С тобой можно договориться… Известно ли тебе, как зовут представительниц нашего рода?
— Очковыми змеями, я полагаю.
— Или бенгальскими Асписами… или Королевскими кобрами. По сравнению с простой индийской коброй мы то же самое, что ты по сравнению с какой-нибудь остроголовкой… А знаешь, чем мы питаемся?
— Нет.
— Между прочим… американскими змеями, — закончила азиатская гостья, медленно покачиваясь перед самым носом Крусады.
Крусада быстро прикинула размеры своей кровожадной соседки.
— Два метра пятьдесят? — спросила она.
— Шестьдесят… два шестьдесят, моя крошка, — поправила Кобра, не спуская глаз с Крусады.
— Недурно! Примерно та же длина, что и у Анаконды, одной из моих кузин. А знаешь, чем она питается? Представь себе, — азиатскими змеями! — сказала Крусада и тоже в упор посмотрела на Гамадрию.
— Хороший ответ! — пробормотала змея, мерно раскачиваясь. И, освежив в воде голову, лениво прибавила: — Ты говоришь, кузина?
— Да.
— Значит, без яда?
— Вот именно… Оттого-то у нее и слабость к ядовитым чужестранкам.
Но кобра, казалось, не слышала, погрузившись в размышления.
— Послушай! — сказала она вдруг. — Мне по горло надоели люди, псы, лошади и вся эта тупая и бессмысленная жестокость. Ты можешь меня понять, не то что эти… Я уже полтора года, точно крыса, заперта в клетке и устала сносить издевательства и мучения. Презренные люди обращаются со мной хуже, чем с грязной тряпкой…
И мне, у которой достаточно мужества, силы и яда, чтобы уничтожить их всех, приходится отдавать свой яд для изготовления этих проклятых сывороток. Ты даже не представляешь, что это за мука при моей гордости! Поймешь ли ты меня? — закончила она, глядя прямо в глаза своей собеседнице.
— Да, — ответила та. — Что я должна сделать?
— Только одно; у нас есть только одно средство отплатить за себя сполна… Придвинься поближе, чтобы нас не слышали… Ведь тебе известно, что без точки опоры мы, змеи, совершенно не в состоянии показать свою силу. От точки опоры целиком зависит наше спасение. Но только…
— Что?..
Королевская кобра снова пристально посмотрела на Крусаду.
— Но только… Ты можешь умереть…
— Одна я?
— О нет! Кое-кто из ненавистных людей тоже умрет…
— Это — единственное, чего я желаю! Дальше!
— Подвинься-ка ближе… Еще ближе! Разговор продолжался некоторое время так тихо,
что ярара вынуждена была вплотную прижаться своим чешуйчатым телом к проволочной сетке. Вдруг Кобра бросилась на Крусаду и трижды ужалила ее. Змеи, издали наблюдавшие эту сцену, зашипели.
— Смотрите! Эта предательница убила ее! Ужаленная в шею, Крусада тяжело поползла
прочь, но вскоре остановилась и замерла. На нее-то и натолкнулся сторож, войдя три часа спустя в серпентарий. Носком сапога он подбросил змею в воздух, как обрывок веревки, и взглянул на нее белый живот.
— Ничего не поделаешь, сдохла… Но почему? — пробормотал человек и наклонился, чтобы поближе рассмотреть гадюку. Осмотр длился недолго: на шее и на затылке виднелись хорошо знакомые следы ядовитых зубов.
— Г-м, не иначе как кобра, — сказал человек. — Ишь ты, как смотрит на меня, будто я сам какая-нибудь alternatus… Сколько раз говорил директору, что надо бы погуще сетку. Разве я не был прав? Ну, не беда, — закончил он, схватив Крусаду за хвост и выбросив ее за цинковую ограду. Одной гадюкой меньше.
И пошел к директору.
— Кобра ужалила ярару, которую мы только что поместили. Теперь не удастся выкачать из нее много яду.
— Очень жаль, — отозвался директор. — Нам до зарезу нужен яд, и сегодня же… Осталась только одна ампула сыворотки… alternatus, видимо, сдохла.
— Да, я выбросил ее вон. Принести кобру?
— Другого выхода нет… Но только со второй партией, часа через три.
VIII
…Крусада лежала разбитая, обессиленная. На языке привкус земли, смешанной с кровью. Где она?
Густая пелена понемногу спадала с глаз, и ярара начинала различать окружающие предметы. При виде знакомой ограды из цинковых листов змея внезапно вспомнила все: и черного пса, и накинутую на шею петлю, и огромную азиатскую гостью, и ее план войны, угрожавший Крусаде гибелью. Теперь, когда паралич, вызванный ядом, стал проходить, все это отчетливо возникло в ее памяти. Да, теперь она знала, что надо делать. Но хватит ли у нее времени?
Ярара попыталась ползти, но безуспешно. Тело змеи извивалось, не двигаясь с места. Прошло еще некоторое время; тревога Крусады возрастала.
— Каких-нибудь тридцать метров! — шептала она. — Две… нет, всего одна минута жизни, и я подоспею в самый раз!
Новым усилием воли ей удалось преодолеть слабость, и, отчаянно извиваясь, змея поползла в сторону лаборатории.
Она пересекла двор и оказалась у двери в тот самый момент, когда служитель, держа обеими руками свесившуюся почти до пола Гамадрию, вошел в лабораторию, а человек в дымчатых очках собрался ввести ей в пасть круглое вогнутое стеклышко. Рука человека уже приготовилась сдавить железы кобры, а Крусада только еще переползала порог.
— Не успею! — в отчаянии прошептала она. И, собрав последние силы, рванулась вперед, обнажая белоснежные клыки. Служитель, ощутив на босой ноге внезапный ожог, слегка вскрикнул, руки его дрогнули; момент был удачный — безжизненное тело кобры покачнулось и молниеносно обвилось вокруг ножки стола. Получив точку опоры, она вырвалась из рук служителя и по самые корни вонзила свои смертоносные зубы и левое запястье человека в темных очках, попав прямо в вену. Раздался громкий крик.
— Наконец-то! — Азиатская кобра и ярара, никем не преследуемые, обратились в бегство.
— Точка опоры! — на ходу шептала кобра, спасаясь напрямик через поле. — Это — единственное, в чем я нуждалась и что мне все-таки удалось обрести!
— Да, — вторила ей ослабевшая от ран и еле поспевавшая за ней ярара. — Но я бы не рискнула повторить еще раз подобный фокус…
А в лаборатории из запястья директора уже стекали вниз две тонких нити липкой, густой крови. Смерть от укуса Королевской кобры — неминуема. Голова раненого медленно склонилась на грудь, и глаза его закрылись навсегда.
IX
Конгресс собрался в полном составе. Кроме Террифики и Ньяканины, а также представительниц рода ярара — Золотой Уруту, Остроголовки, Атрос и Лансеолады, пришла и Коралина, которую Ньяканина называла глупой; тем не менее укусы ее были необычайно болезненны, а гибкое тело, покрытое красными и черными кольцами, на редкость красиво.
Змеи, как известно, очень тщеславны в вопросах красоты; вот почему Коралина обрадовалась отсутствию своей сестры Фронталь с ее тройными черно-белыми кольцами на пурпурном фоне, благодаря которым она пользовалась славой первой красавицы среди змеиной аристократии.
Охотницы на этот раз были представлены в первую очередь Дримобеей, которую зовут лесной ярара-кусу, хотя вид ее совершенно не оправдывает такого названия. Присутствовали также: Сипо — искусный птицелов, красивой ярко-зеленой окраски; Радинея — темная змейка, не покидавшая болот и заводей; Бойпева, обладающая способностью сливаться с землей при появлении опасности; и, наконец, Тригемина и Эскулапия вместе с другими древесными обитательницами.