— Ну, а я думаю, — ответила Ньяканина, — что в этой борьбе лошади и люди — дело второстепенное. Как ни легко нам уничтожить и тех и других, эта легкость — ничто по сравнению с той, с которой станет уничтожать нас собака, как только люди по-настоящему возьмутся за дело. А что они в ближайшее время устроят на нас облаву, в этом можете не сомневаться. Собака, которой не страшны никакие укусы, ни даже зубы этой сеньоры с капором на шее, — прибавила она, небрежно указывая на кобру, — враг более страшный, чем можно себе представить; ведь она обучена охоте на змей. Ну, а ты как считаешь, Крусада?
Участницам Конгресса была хорошо известна тесная дружба, которая связывала Охотницу и Крестовую змею; дружба эта была основана на глубоком взаимном уважении двух родственных интеллектов.
— Я согласна с Ньяканиной, — ответила Крусада. — Если они спустят на нас собаку — мы погибли.
— Нужно опередить их! — возразила кобра.
— Все равно не успеем!.. Я решительно разделяю мнение кузины.
— Я была уверена в этом, — спокойно сказала Ньяканина.
Подобной наглости Гамадрия выдержать уже не могла, и ярость горячей волной прилила вместе с ядом к ее зубам.
— Не знаю, насколько права эта болтливая дамочка, — вспылила она, бросив косой взгляд на Ньяканину, — но в настоящее время опасность существует лишь для нас, ядовитых змей, несущих Человеку смерть. Ужам и удавам отлично известно, что люди их не боятся, ведь они безвредны и не способны внушить к себе страх.
— Отлично сказано! — раздался голос, которого до сих пор не было слышно.
В спокойном звучании этого голоса Гамадрии почудилась тонкая насмешка, и, с живостью повернув голову, она увидела два блестящих, приветливо смотревших на нее глаза.
— Это ты мне говоришь? — спросила она с презрением.
— Да, тебе, — последовал короткий ответ. — У тебя что ни слово, то откровение!
Королевская кобра опять уловила легкую насмешку в тоне незнакомки и, видимо силясь что-то припомнить, кинула быстрый взгляд на собеседницу, которая, свернувшись, лежала в глубине пещеры.
— Ты Анаконда?!
— Она самая, — подтвердила змея, слегка наклонив голову. Но Ньяканине не терпелось раз и навсегда выяснить положение.
— Минуточку! — воскликнула она.
— Нет! — прервала ее Анаконда. — Разреши уж мне, Ньяканина! Когда природа наделила тебя красивым, сильным и гибким телом, ты, как все врожденные борцы, побеждаешь врага в честном бою, надеясь лишь на крепость своих нервов и мускулов. Так охотятся ястребы, рыси, тигры, — словом, все благородные представители животного царства, в том числе и мы. Но неуклюжие, глупые твари, неспособные принять открытый бой, пускают в ход ядовитые клыки, они убивают из засады, как эта чужестранка, которая пытается поразить нас своей необыкновенной шляпкой.
И действительно, Королевская кобра, вне себя от ярости, чудовищно раздула шею, готовясь броситься на дерзкую Анаконду. Но тут весь Конгресс угрожающе встрепенулся.
— Осторожнее! — раздалось сразу несколько голосов. — Депутаты неприкосновенны!
— Долой капюшон! — закричала Атрос, глаза которой загорелись как угли.
Кобра обернулась с яростным шипением.
— Долой капюшон! — вторили Лансеолада и Золотая Уруту.
Сначала у кобры мелькнула безумная мысль очертя голову броситься на соперниц и одну за другой разорвать их в клочья. Однако, сообразив, что ей предстоит схватка с целым Конгрессом, она медленно опустила капюшон и злобно прошипела:
— Ладно! Конгресс есть Конгресс, но когда он кончится… лучше не задевайте меня!
— Никто и не думает тебя задевать, — сказала Анаконда.
Кобра повернулась к ней, задыхаясь от ненависти.
— Где уж тебе, ведь ты боишься меня!
— Я?.. Боюсь… — ответила, наступая на нее, Анаконда.
— Спокойно! Спокойно! — снова закричали все. — Мы подаем дурной пример! Давайте же решим наконец, что нам делать!
— Давно пора! — сказала Террифика. — У нас два плана: один предложен Ньяканиной, другой выдвигает наша новая союзница. Начать ли нам с собаки, или бросить все силы на лошадей?
Нужно сказать, что хотя большинство и склонялось, в сущности, к первому плану, внешность, размеры и сообразительность азиатской змеи уже успели произвести на Конгресс весьма благоприятное впечатление. Все были в восторге от смелого нападения кобры на работников института; и хорош ли, плох ли ее новый план, но именно кобре обязаны змеи уничтожением двух человек. К этому надо прибавить, что кроме Ньяканины и Крусады, уже побывавших в деле, ни одна из гадюк даже не представляла, каким страшным врагом была для них собака, обученная охоте на змей и невосприимчивая к укусам. Вот почему в конце концов восторжествовал план Королевской кобры.
Было решено выступить в поход немедленно, не глядя на поздний час, ибо быстрота действий становилась вопросом жизни или смерти.
— Итак, в бой! — сказала Гремучая змея. — Кто еще желает высказаться?
— Никто! — крикнула Ньяканина. — Но как бы не пришлось нам раскаяться!
И ядовитое скопище, непрерывно растущее за счет все новых и новых змей, выползавших из пещеры, устремилось к институту.
— Еще два слова! — только и успела предупредить Террифика. — Пока длятся боевые действия, будем считать, что мы на заседании Конгресса и одна для другой неприкосновенны. Понятно?
— Да, да! Хватит разговоров! — зашипели все. Когда Анаконда обогнала Королевскую кобру, та сказала, мрачно глядя ей прямо в глаза:
— Но зато потом…
— Як вашим услугам! — весело оборвала ее Анаконда, стремительно бросаясь вперед.
X
Персонал института, не смыкая глаз, бодрствовал у постели больного, ужаленного ярарой. Приближался рассвет. Новый директор высунулся в окно, наслаждаясь теплым дыханием ночи, и ему почудился снаружи какой-то шум. Он прислушался.
— Кажется, в конюшне… Пойдите взглянуть, Фрагосо.
Фрагосо зажег фонарь и вышел. Остальные настороженно молчали.
Не прошло и минуты, как во дворе раздались поспешные шаги и появился Фрагосо, бледный от страха.
— В конюшне полно змей! — сказал он.
— Полно? — переспросил новый директор. — Как это?.. Что случилось?
— Не знаю…
— Пошли!
И они выбежали из комнаты.
— Дабой! Дабой! — окликнул директор собаку, которая лежала под кроватью больного, тихонько повизгивая во сне…
Ворвавшись в конюшню, люди увидели при свете фонаря обезумевших лошадей, которые копытами отбивались от целого скопища змей, наводнивших помещение. Животные ржали и брыкались, опрокидывая кормушки, а гадюки, словно руководимые каким-то высшим разумом, яростно жалили животных и ловко уклонялись от их ударов.
Люди сгоряча бросились в самую гущу. Ослепленные светом, змеи на мгновение растерялись, но затем, шипя, снова ринулись в атаку, толком не зная, на кого нападать, потому что все, и люди и кони, смешались в одну кучу.
Сотрудников института со всех сторон окружали змеи. Фрагосо почувствовал удар ядовитых клыков о край сапога, под самым коленом, и мгновенно обрушил на врага гибкую упругую трость, с которой никогда не расстаются жители сельвы. Другую змею разрубил надвое новый директор, а один из сотрудников размозжил голову большой змее, которая с быстротой молнии обвилась вокруг шеи Дабоя.
Все длилось не больше десяти секунд. Удары с бешеной силой сыпались на змей, а они по-прежнему неудержимо лезли вперед, кусая грубые сапоги и норовя вскарабкаться по ногам. Конское ржание, крики людей, собачий лай и грозное змеиное шипение далеко разносились вокруг; напор атакующих становился все сильнее и сильнее, как вдруг Фрагосо, погнавшись за огромной змеей, которая показалась ему знакомой, с разбега споткнулся и упал, вдребезги разбив фонарь. Конюшня погрузилась в полный мрак.