Ожидание было недолгим. В мертвенном свете зарождавшегося дня, на фоне темного леса, внезапно выросла высокая фигура директора, а за ним показался Фрагосо с собакой, которая, обезумев от ярости, бешено рвалась вперед.
— Конец! На этот раз не уйти! — пробормотала Ньяканина, вложив в эти слова всю свою горячую привязанность к жизни, с которой предстояло расстаться. И она рванулась навстречу собаке, с пеной у рта летевшей прямо на них. Дабой уклонился от удара и яростно набросился на Террифику, которая тут же вонзила клыки в его морду. Пес исступленно завертел головой, стараясь стряхнуть гремучую змею, но все было напрасно.
Нойвид, изловчившись, вцепилась животному в брюхо, но в этот момент подоспели люди. В одну секунду Террифика и Нойвид упали на землю с перешибленными хребтами.
Золотая Уруту была разрублена надвое, так же как и Сипо. Лансеоладе удалось впиться зубами в язык собаки, но не прошло и секунды, как меткий удар трости рассек ее на куски, и она повалилась в траву рядом с Эскулапией.
Схватка, вернее избиение, продолжалась с неослабевающей силой под громкое шипение змей и хриплый лай вездесущего Дабоя. Собака и люди не знали пощады. Без стона погибали змеи одна за другой; с перекушенными затылками и перебитыми позвонками, они безжизненно лежали у входа в пещеру, где недавно заседал их последний Конгресс. Последними пали Крусада и Ньяканина.
И никого не осталось. Люди присели отдохнуть, глядя на груду мертвых змей, еще недавно наводивших ужас на сельву. Дабой, тяжело дыша, улегся у их ног, ослабев от яда, несмотря на свой сильный иммунитет. Он получил шестьдесят четыре укуса.
Когда люди встали, собираясь уходить, они впервые заметили Анаконду, которая начала проявлять признаки жизни.
— Как попал сюда этот удав? — удивился новый директор.
— Они редко встречаются в этих местах… Судя по
всему, он сцепился с Королевской коброй и по-своему отомстил ей за нас. Спасти его трудно, он сильно искусан… Но это наш долг. Придется его забрать. Возможно, и он спасет нас когда-нибудь от своих ядовитых собратьев.
И они ушли, взвалив на плечи палку с привязанной к ней Анакондой. А она, обессилев от ран, думала в это время о Ньяканине, судьба которой могла бы сложиться гораздо счастливей, не будь в этой маленькой змейке столько гордости и презрения к смерти.
Анаконда не умерла. Целый год прожила она у людей, наблюдая их жизнь и присматриваясь ко всему с большим любопытством. Но однажды ночью она ушла. Долгие странствия Анаконды вверх по течению до Гуайры и к Озеру смерти, где Парана сливается с Мертвой рекой; ее удивительные приключения и второе путешествие вместе с младшими братьями по мутным водам большого паводка — вся эта бурная жизнь в зеленых зарослях Параны будет описана нами в другом рассказе.
Жерар Клейн
ИОНА
Он был рожден героем, но душа его была полна горечи.
Живи он на двести пятьдесят лет раньше, он бы гасил горящие нефтяные фонтаны, укрощал диких лошадей, пилотировал нелепые конструкции из ткани и деревяшек, осваивая дооблачные выси.
Но он появился на свет и вырос в космосе, где нет силы тяжести, а потому его рост достигал двух с половиной метров и весил он не более пятидесяти килограммов. Кости его были хрупки, как стекло, а пальцы — нежны, как стебельки цветов.
Попади он на Землю, ему даже не удалось бы отогнать от лица назойливую муху. Своим видом он напоминал длинноногого комара и, как комар избегает ветра, избегал тех мест, где действуют страшные силы гравитации. Вот почему он замкнулся в горьком одиночестве. Его не спасало даже всеобщее уважение. Звали этого человека Ришар Мека. Сейчас шло совещание, и он предчувствовал, что ему снова придется, соперничая с Геркулесом, укрощать чудовище.
Он парил чуть в стороне от длинного стола в сферическом конференц-зале. Не спасали даже асбостальные стены — каждым своим нервом он ощущал окружающее пространство и чудовищную губчатую массу взбесившегося биоскона. Он не слышал слов, которые произносили три беспомощных человечка, прижатые ремнями к креслам и жадно втягивающие дым сигар, словно им не хватало воздуха. Его мысли были заняты биосконом и шансами на успех операции.
Три лягушки. Три планетянина. Он притворялся, что прислушивается к их словам. Но они уже который час твердили одно и то же. Черты лица у них заострились от напряжения и усталости, а утомленный Мека забыл их имена. Сердца этих людей леденил ужас. Один из них то и дело возвращался к мысли о трех планетах и двух миллиардах их жителей, за судьбу которых отвечал. Наверное, впервые в жизни он не мог укрыться за безликой статистикой цифр, ведь биоскон угрожал каждому из этих двух миллиардов. Перед его мысленным взором неизменно вставали одни и те же картины — планеты, лица людей, снова планеты, похожие на прыгающие на волнах пробковые буи, опять лица людей, сливающиеся в одно огромное лицо, которое сгорало в мгновение ока, не успев послать проклятия биоскону. Второй считал и пересчитывал мертвых — их было уже двадцать пять тысяч на одной чаше весов, а на другую он клал удлиненную, почти грациозную, если забыть о размерах, громаду губчатой плоти и гору денег — ведь биоскон стоил баснословно дорого. Третий был творцом биоскона, вернее, тот вышел из чрева его лаборатории. На этот раз что-то не сработало. Человек искренне переживал неудачу и хотел предотвратить грядущую катастрофу. Следовало выяснить, что отказало в тонкой и невероятно сложной механике биоскона.
Перед Мека стояла иная проблема. Биоскон интересовал Мека не потому, что он кого-то уже уничтожил и мог уничтожить еще, не потому, что его волновала причина отказа системы. Главное для Ришара Мека было понять биоскон.
— Боюсь, вы не справитесь, — процедил представитель трех планет. — Лучше его прикончить.
Ришар вздрогнул и медленно, словно рассекал теплую воду, отвел руку.
— Думайте потише. Он может услышать.
Его дело было предупредить, хотя Мека знал, что помещение надежно изолировано и даже обрывок мысли не может просочиться сквозь асбосталь — удивительное вещество, защищающее от огня и видений, вещество, которое отражало неощутимый телепатический поток, плотиной вставало на пути яростных мыслей и лукавых вихрей подсознания Биоскон, несмотря на тончайший телепатический слух, не мог ничего услышать.
— Мы зашли в тупик, — произнес ученый. — Не знаю, как выбраться из него без вашей помощи.
Мека кивнул. У него была удлиненная голова с плоским лицом, на котором светились два не правдоподобно громадных глаза.
— Вы правы. Он находится слишком близко. Вам не удастся его уничтожить, не нарушив равновесия всей системы. И у вас нет времени на эвакуацию двух миллиардов человеческих существ.
Транспортник вспомнил о двадцати пяти тысячах погибших и выплюнул огрызок сигары.
— Нам надо выяснить, что с ним произошло. Иначе придется прикрыть лавочку. Мы не вправе терять груз и сложа руки ждать, когда это повторится.
— Один голос за уничтожение. Два — за сохранение, — подвел итог Мека. — Вы отдаете его мне.
Представитель трех планет вздрогнул и заерзал в кресле, хотя был крепко-накрепко пристегнут к нему ремнями.
— Минуточку, — воскликнул он. — Единогласия нет. Просто большинства мало.
Он отвернулся, чтобы не встретиться с испытующим взглядом чуть выпуклых глаз Мека.
— Если бы вам удалось увести его подальше от системы…
— У меня нет полной уверенности, — сказал Мека. — Но я готов рискнуть.
Он закрыл глаза. «Я готов встретиться с биосконом, дать ему проглотить себя, чтобы проникнуть в его сумрачное чрево.
Я готов затеряться в лабиринте его безграничной глупости, в этой чудовищной и необъятной массе, пытаясь на ощупь отыскать лопнувшие нити. Я готов вступить в бой с драконом и увести его от стен города. Мне страшно, но я попытаюсь укротить биоскон».
— Можно ли надеяться на успех там, где потерпел крах вожак?
— Никто не знает, что произошло, — возразил ученый. — Мне кажется, вины вожака здесь нет. Мы подобрали лучшую команду транспортников с большим опытом межзвездных перелетов. Почувствуй они неладное, непременно связались бы с нами. Нет, бунт явился полной неожиданностью. У них не было никакой возможности вернуть себе управление.