— Нет, они собираются в Монтевидео… И уехали в Сальто, чтобы переночевать на борту парохода.
— А-а! — в ужасе прошептал Небель. У него еще оставалась надежда.
— А доктор? Можно мне поговорить с ним?
— Его нет дома. После ужина он уехал в клуб.
Только раз, очутившись на темной улице, Небель поднял и тут же безнадежно уронил руки. Все кончено! Его счастье, только вчера обретенное вновь, потеряно, и теперь уже навсегда! Он предчувствовал, что на этот раз — выхода нет. Нервы безумной матери не выдержали… и он ничего больше не мог поделать.
Он дошел до угла и тут, остановившись под фонарем, стал тупо глядеть на выкрашенный в розовую краску дом. Обойдя вокруг него, он снова застыл под тем же фонарем. Никогда… никогда!
Так он и стоял до половины двенадцатого ночи. Наконец вернулся домой и зарядил револьвер. Но внезапно возникшее воспоминание заставило его опустить руку: несколько месяцев назад он обещал одному чертежнику немцу, что если когда-нибудь ему вздумается покончить с собой, — ведь Небель был еще совсем мальчик, — то прежде он непременно зайдет к нему. Его связывала со старым воякой из Гиллермо дружба, возникшая на почве долгих философских споров.
На следующий день рано утром Небель постучался к немцу в его бедную комнатушку. И тот все понял по выражению его лица.
— Уже? — только и спросил он с отеческой лаской, крепко сжав руку Небеля.
— А… Все равно!.. — ответил юноша, глядя в сторону.
И тогда чертежник очень спокойно рассказал ему историю своей собственной несчастной любви.
— Идите домой, — закончил он, — и если до одиннадцати вы не измените своего решения, возвращайтесь сюда, пообедаем вместе чем придется. После этого можете поступать, как вам угодно. Вы мне клянетесь?
— Клянусь, — Небель ответил ему крепким рукопожатием, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться.
А дома его ждала открытка от Лидии:
«Горячо любимый Октавио! Мое отчаяние беспредельно; но мама поняла: если мы с вами поженимся, меня ждет одно только горе; я согласилась с ней, что лучше нам расстаться. Но клянусь, я никогда не забуду вас,
ваша Лидия».
— А-а, так оно и должно было случиться! — воскликнул юноша и испугался, увидя в зеркале свое изменившееся лицо. Мать продиктовала ей это письмо, она и ее проклятое безумие! И Лидия, бедная девочка, сбитая с толку, написала его, оплакивая свою любовь. Ах! Если бы я мог когда-нибудь снова увидеть ее, чтобы рассказать, как я любил ее, как люблю ее и теперь, жизнь мою, душу мою!
Дрожа всем телом, он подошел к тумбочке и взял револьвер. Но снова опустил руку, вспомнив об обещании, данном немцу. А потом долго стоял на одном месте, упрямо счищая ногтем какое-то пятнышко, приставшее к матрацу.
Осень
Однажды вечером в Буэнос-Айресе Небель зашел в трамвай и, заняв место, погрузился в чтение. Неизвестно почему трамвай дольше обычного не трогался с места, и, удивленный, Небель наконец обернулся… Какая-то женщина, медленно и тяжело ступая, пробиралась по вагону. Мельком взглянув на нее, он снова взялся за книгу. А дама села рядом с ним и принялась внимательно изучать своего соседа. Временами Небель чувствовал на себе упорный взгляд незнакомки, но продолжал читать; наконец ему это надоело, и он в недоумении посмотрел на нее.
— Я так и думала, что это вы, — воскликнула дама, — хотя и не была уверена… А вы меня, наверное, не помните?
— Нет, помню, — ответил Небель. Он уже глядел на соседку во все глаза. — Сеньора де Аррисабалага…
Увидев, как удивился Небель, она улыбнулась ему улыбкой старой куртизанки, которая все еще старается нравиться мужчинам.
От сеньоры — какой он знал ее одиннадцать лет назад — остались одни глаза, да и те глубоко запали и потухли. Желтая кожа, в вечерних сумерках казавшаяся зеленоватой, словно пыльными бороздами, была изрезана морщинами. Щеки мелко подрагивали, а губы, по-прежнему полные и влажные, кое-как прикрывали гнилые зубы. Под оболочкой ее истощенного тела еще теплилась жизнь, и это благодаря морфию, что пробегал по жилам, разбавляя водянистую кровь и возбуждая издерганные нервы, — морфию, превратившему в скелет некогда элегантную женщину, с которой однажды вечером он листал «Иллюстрейшен»…
— Да, я очень постарела… И нездорова; у меня почки не в порядке… А вы, — добавила она, глядя на него с нежностью, — все такой же! Впрочем, вам ведь нет еще и тридцати лет… Лидия тоже не изменилась.
Небель снова взглянул на нее:
— Она не замужем?
— Нет… Как она обрадуется, когда я ей расскажу… Почему бы не доставить бедняжке эту радость? А вы не хотите навестить нас?