Рики молча последовал за ней и теперь наблюдал, как она осматривается по сторонам. Женщина подошла к книжным полкам, изучила корешки книг. Затем пришел черед кремового цвета стены, на которой висели его дипломы и забранная в дубовую рамку фотография великого человека — Фрейда. С неизменной сигарой в руке доктор Фрейд злобно взирал в объектив глубоко посаженными глазами. Женщина постучала по стеклу портрета длинными пальцами, ногти на которых были выкрашены в цвет пожарной машины.
— Занятно, каждый профессионал норовит украсить стену своего кабинета иконой. Любой грошовый политик непременно вешает портрет Линкольна или Вашингтона. А психоаналитик вроде вас, Рики, нуждается в изображении Святого Зигмунда. Наверное, это придает вашей деятельности оттенок легитимности, которая в противном случае могла бы вызвать сомнения.
Рики Старкс молча взялся за спинку кресла и передвинул его поближе к письменному столу. Затем обошел вокруг стола и жестом предложил женщине сесть.
— Что? — спросила она. — Прославленной кушеткой мне воспользоваться не позволят?
— Это было бы преждевременно, — холодно ответил Рики.
Он опять указал на кресло. Женщина снова пробежалась зелеными глазами по комнате, словно запоминая все, что в ней находится, и плюхнулась в кресло. Томно развалясь, она сунула руку в карман и вытащила пачку сигарет. Вынув одну, женщина щелкнула прозрачной газовой зажигалкой и задержала ее пламя в сантиметре от кончика сигареты.
— Как невежливо с моей стороны! Закурить не хотите, Рики? Он покачал головой.
— Ну еще бы, разумеется, нет. Когда вы бросили? По-моему, году в семьдесят седьмом, если мистер Эр правильно меня информировал. Отважное решение. В те времена курение было такой популярной привычкой.
Она раскурила сигарету, глубоко затянулась и неторопливо выдохнула голубоватый дымок.
— Пепельницы не найдется? — спросила она.
Рики выдвинул ящик стола, извлек спрятанную там пепельницу и поставил ее на край столешницы.
Женщина немедленно смяла в ней сигарету.
— Вот так, — сказала она. — Вполне достаточно, чтобы получить пикантный дымный аромат, который напомнит нам о тех временах.
Подождав немного, Рики спросил:
— А почему мы должны вспоминать те времена?
Женщина откинула назад голову и разразилась долгим, резким смехом. Звук его казался таким же неуместным, как гогот в церкви. Потом смех утих, и она смерила Рики проницательным взглядом.
— Помнить важно все. Разве это не относится к каждому пациенту? Вы же не знаете, когда именно он скажет то, что позволит вам проникнуть в его мир, верно? Стало быть, вам всегда следует быть начеку. Всегда настороже. Я правильно описываю процесс, док?
Рики кивнул в ответ.
— Ладно, — отрывисто произнесла она. — Почему вы думаете, что мой сегодняшний визит чем-то отличается от любого другого? Впрочем, он отличается, причем сильно.
Рики помолчал секунду-другую, надеясь вывести ее из себя. Но она оставалась невозмутимой. Наконец он заговорил:
— Я нахожусь в невыгодном положении. Вы, похоже, знаете обо мне многое, а мне неизвестно даже ваше имя. Я хотел бы узнать, что вы имели в виду, говоря, будто мистер Циммерман покончил с лечением, и как вы связаны с человеком, которого именуете мистером Эр, — а это, полагаю, та же персона, которая прислала мне письмо с угрозами, подписав его именем Румпельштильцхен. И ответы на эти вопросы я хочу получить как можно быстрее.
Она улыбнулась.
— Пожалуйста, ответьте на них, — продолжал Рики. — В противном случае я передам все это в руки полиции.
— Ни малейшего представления о спортивном духе, а, Рики? Вам не интересна эта игра?
— Я не понимаю, что это за игра, в которой впечатлительной девочке посылают отвратительную порнографию и угрозы. Равно как и того, какая игра предполагает требование покончить с собой.
Рики положил ладонь на трубку телефона.
— Но Рики, — сказала женщина, — разве это не величайшая игра из всех? Попытка переиграть смерть?
Это заставило его остановиться. Женщина ухмыльнулась:
— Вы можете победить в ней, Рики. Если, конечно, не станете хвататься за телефон. Потому что тогда проиграет кто-то другой. Можете мне поверить. Мистер Эр — человек слова. А когда проиграет этот кто-то, проиграете и вы. Сегодня всего только День Первый. Сдаться сейчас — это все равно что признать поражение после первого вбрасывания.
Рики убрал руку с телефона.
— Ваше имя? — спросил он.
— Называйте меня Вергилией. Каждый поэт нуждается в проводнике.
— Как вы связаны с Румпельштильцхеном?
— Он мой работодатель. Человек он чрезвычайно богатый и потому в состоянии нанять любого, кто кажется ему способным помочь в достижении целей, которые он перед собой ставит. В настоящее время его занимаете вы.
— В таком случае можно предположить, что вам, как его служащей, известны его имя и адрес, которые вы можете сообщить мне и тем покончить со всей этой чушью.
Вергилия покачала головой:
— Увы, Рики, нет. Мистер Эр не настолько наивен, чтобы открыться простой помощнице вроде меня. Да и если бы я могла вам помочь, все равно не стала бы. Это было бы неспортивно. Только представьте себе: поэт давних времен, Данте, и его проводник Вергилий взглянули на надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий!» — и Вергилий сказал: «Нечего вам там делать». Это погубило бы поэму. Нельзя же написать эпическое полотно о том, как ты поворотил от врат ада, ведь так, Рики? В эту дверь необходимо войти.
— Зачем же тогда вы явились сюда?
— Он подумал, что вы можете усомниться в его намерениях — хотя та юная барышня из Дирфилда, подростковые чувства которой так легко удалось направить в нужное русло, вполне могла бы вас убедить. Но сомнения ведут к колебаниям, а вам отведено на игру всего две недели. Вот он и послал добросовестного проводника, который понудит вас побыстрее взяться за дело.
— Вы все время твердите об игре, — сказал Рики. — Так вот, для мистера Циммермана это отнюдь не игра. Его лечение достигло решающего этапа. Ваш мистер Эр может валять дурака со мной — ладно, пускай. Но когда вы припутываете к этому моих пациентов, вы преступаете грань дозволенного.
Женщина, назвавшая себя Вергилией, подняла руку:
— Рики, не надо такой напыщенности.
Рики умолк и сурово уставился на нее.
Взгляд не произвел на его собеседницу никакого впечатления, и она, слегка помахав рукой, прибавила:
— Циммерман сам решил включиться в игру. Поначалу, как мне рассказывали, без особого рвения, но очень скоро его охватил странный энтузиазм. Впрочем, я в той беседе не участвовала. Однако я скажу вам, кто имеет к ней определенное отношение. Пожилая, не вполне благополучная женщина по имени Лу Энн. Полагаю, будет разумно, если вы с ней побеседуете. Вдруг что-нибудь да узнаете. Я понимаю, вам не терпится потребовать объяснений от мистера Циммермана, однако я не уверена, что с ним так уж легко связаться.
Рики уже собрался потребовать от нее объяснений, но Вергилия встала.
— Рики, — резко произнесла она, — на сегодня сеанс окончен. Я предоставила вам множество сведений, теперь ваш черед действовать. А это у вас получается не так уж хорошо, верно? Вы только и делаете, что слушаете. Ну так вот, с этим покончено. Теперь вам придется выйти в мир и хоть что-то предпринять. — И она быстро направилась к двери.
— Постойте, — порывисто сказал он. — Вы еще вернетесь?
— Как знать? — слегка улыбнувшись, ответила Вергилия. — Все может быть. Посмотрим, как у вас пойдет дело.
Она потянула на себя дверь и вышла.
С мгновение Рики просидел, прислушиваясь к щелканью каблучков в коридоре. Потом вскочил, бросился к двери. Он распахнул ее, но Вергилии в коридоре уже не было. Рики вернулся в кабинет, подбежал к окну, прижался лицом к стеклу — как раз вовремя, чтобы увидеть молодую женщину, выходящую из парадного подъезда. Ко входу скользнул длинный черный лимузин, и Вергилия села в него. Автомобиль унесся по улице, сорвавшись с места так быстро, что Рики не успел бы заметить его номера, даже если бы попытался.