Вазиф Сиражутдинович Мейланов
Анализ чеченского кризиса
Предисловие к «Анализу чеченского кризиса» издания 1998 года
Я посчитал для себя необходимым высказаться о Чеченской войне, потому что все официальные и неофициальные учителя России и мира стали на сторону чеченских националистов, чеченских национал-освободителей, чеченских национал-революционеров, а я именно их (национал-освободителей) считал неправой стороной.
Потому что на сторону врагов человечности перешли все средства массовой информации России и мира.
Потому что уже и народы, привыкшие за семьдесят лет послушно повторять то, что им вкладывают в голову газета и телевидение, заговорили о «странной», о «непонятной» и даже преступной и аморальной, со стороны России, войне в Чечне.
Опять, как в семидесятые годы, в российских газетах, на телевидении, но в отличие от семидесятых, с добавлением в ту же компанию «правозащитников», «моральных оппозиционеров» семидесятых годов, свободного радио «Свобода», свободной газеты «Русская мысль», учителей демократии из Совета Европы и т п., установилось полное единомыслие и единогласие: «имперская Россия опять, как в былые времена, стремится грубой силой подавить, а пожалуй что и уничтожить свободолюбивый чеченский народ, ведомый бескорыстными, благородными борцами за свободу».
Я начал писать и сразу увидел, что одной статьей и одним выступлением вала лжи, а то и добросовестных ошибок, не одолеешь. Нужно одолевать саму национально-освободительную идеологию, национально-освободительную мораль, нужно сегодняшние события взять в контексте истории, на несколько веков вглубь.
Нужен системный анализ, нужен ответ на все аргументы защитников национально-освободительных войн, нужно встать против правозащитников, оправдывающих применение оружия национал-освободителями, правозащитников, гнущих Закон в помощь взявшимся за оружие освободителям.
Первую часть я закончил в ноябре 1995-го. Передал ее для публикации в дагестанский еженедельник «Новое дело». Главный редактор начал выставлять мне свои возражения, которые не показались мне серьезными. Я ответил: «Послушай, ну почему я должен каждому из вас разъяснять свою теорию индивидуально? У нас ведь вроде бы свобода слова. Делай свое дело: приступай к печатанию в выпусках газеты моей работы. Возражения? А ты публикуй их, если хочешь, в тех же или в других номерах своей газеты». На это предложение Далгат Ахмедханов выставил новый довод: стиль у меня не газетный, он больше подойдет для научного журнала. – А я не хочу в научный журнал! Я хочу дать знать народу свою точку зрения. – Вазиф, ну не могу я эту работу напечатать.
Его заместитель прочитал работу и говорит мне: «Для нас было бы большой честью напечатать вашу работу, но у нас открытая граница с Чечней, нам уже угрожают, мы боимся…» Ощутили, значит, дыхание чеченской свободы.
Вот и ответ Анатолию Соловьеву на его вопрос мне в «Новом деле»: почему молчит Вазиф Мейланов? – Потому что он не молчит. Молчит газета, в редакцию которой входит А.Соловьев, о позиции Вазифа Мейланова.
Несколько экземпляров «Анализа Чеченской войны», доставленных в начале 1996 года в Москву В.Барончуком, были разобраны членами думской фракции «Демократический выбор России».
Я решил послать работу в немецкий журнал «Фокус», выходящий в Москве на русском языке. Тот же фокус с «Фокусом». – Мы аналитических работ не берем. – Неправда. В «Новом деле» опубликован отрывок из вашей (Беттины Зейдлинг) статьи в «Фокусе», и этот отрывок аналитичен. – О-о! «Новое дело» нас печатает! Это прекрасно! Но, простите нас, вашу работу мы напечатать не можем.
Мне пояснений не требуется: немецкий министр иностранных дел Кинкель горой стоит за чеченских борцов за свободу и, надо полагать, демократию (я улыбаюсь).
Я посылаю в январе 96-го работу Ельцину, чтоб объяснить ему смысл введения войск в Чечню: установление торжества Закона в стране. Он (т е. его канцелярия, за которую он несет ответственность) отправляет мою работу в аналитический центр Эмилю Паину, насмерть перепуганному стороннику «гроздий переговоров».
Я понимаю, что опубликовать ее должен я сам. И я решаю «себе во благо обратить дурное»: я должен объяснить мой анализ Чеченских событий моею философией, сложившейся и двадцать, и тридцать лет назад, моими выступлениями в печати и на телевидении, моим анализом фундаментальных понятий: свобода, суверенитет, Закон, ныне действующая мораль, демократия, нынешние демократы, преступность, государство и демократия, честность и экономика, кто лучшие, как формируется социальная пирамида сегодня и как она должна формироваться.
Я решаю, что эти идеи ценны еще и тем, что не конъюнктурны: они высказаны мною первым, до войны, до Чечни. Именно потому они, на мой взгляд, оказались удивительно приложимы к предсказанным мною и последовавшим событиям.
Собранные в этой книге тексты – не просто мысли, это политические действия, совершавшиеся в течение десяти лет: речи в парламенте и университете, на площади и на поляне близ Хасавюрта, разговоры на улице и ответы в газете, заметки на полях жизни общества и официальные обращения к законодателям.
Я считал себя обязанным издать эту книгу еще и потому, что все в ней сказанное, считал я, имел право сказать только я: критиковать номенклатурную демократию наибольшее право имел человек, предпочитавший называть себя не демократом, а человеком, – действовавший в равных со всеми внешних условиях. Уже тогда, в семидесятых и восьмидесятых, политзаключенные занялись тем, чем потом, в девяностые годы, прославились демократы, пришедшие во власть – устроением личных демократических карьер, а не достижением общественно-значимого результата. Критиковать тех и других наибольшее моральное право имею я.
Я один не написал заявления, ставившегося, в 1987 году, компартией СССР необходимым условием досрочного освобождения политзаключенных. Поэтому я один имел моральное право предъявить счет компартии за её преступления и потребовать Нового Нюрнберга над преступным коммунистическим государством.
Я один имел право и потому считал себя обязанным им воспользоваться.
Опять, как в 1990 году, я увидел, что во всех своих работах я куда меньше спорю с коммунистами (эта идеология уже отходит и отойдет), чем с демократами, думаю, что это правильно: надо спорить с и поправлять, в первую очередь, правящую идеологию, как правоохранительным органам, в первую очередь, надо поправлять себя самих.
Я понимаю, что главное в моей работе – критика российской демократии, я понимаю, что моему опыту расхождения с нынешней демократией время быть собрану и стать достоянием гласности.
В 1977-м году И.Шафаревич (в ходе первого и последнего моего разговора с ним) обратил мое внимание на то, что человечество умалчивает и покрывает преступления левых, тогда как по поводу в тысячу раз меньших преступлений правых поднимает страшный крик. На мой взгляд, причина этого явления в том, что левые мостят дорогу в адблагими намерениями, и слабая часть рода человеческого, не допуская самой возможности обмана, уступает, левые обольщают добром, правые обольщают злом, культом силы и насилия – в этом случае зло не стесняется, и картинами такой жизни обольщается намного меньшая часть человечества. Под левыми в разговоре понимались большевики и полпотовцы, под правыми – Пиночет. Я отвечал Шафаревичу идеей мировой свободы слова, которая позволит исправлять ошибки человечества.
Я и сегодня считаю эту идею верной, но сегодня я вижу, что не все просто с установлением мировой свободы слова: сегодня больше всего препятствуют свободе слова демократы, они обманывают мировое общественное мнение точно так же, как его обманывали большевики – добром, благом, интересами народа, демократии, свободы, человечества. Во имя этих высоких целей можно позволять брать в заложники женщин, детей, больных, да просто мирных жителей, можно позволять создавать освободительные армии, можно позволять войной перекраивать границы.