Социальный саботаж всегда порождает двойной вопрос. Если есть индивид или индивиды, которых саботируют, то к кому они могут относиться как к саботажникам? Если имеются индивид или индивиды, которые наносят ущерб другим, то как они могут рассматривать свои действия? Некоторые нападения снизу имеют, видимо, личный характер: некто, действующий более или менее от своего имени, пытается создать обстановку негативного опыта для человека, которого весьма трудно принять за действительного противника. Эбби Хофман снабжает нас на этот случай примером: «Мне нравятся ветреные, бесшабашные люди. Из тех, знаете, кто подходит к первому встречному и говорит: „Подержите, пожалуйста, для сохранности мой кошелек, пока я схожу в этот магазин и кое-что там украду“»[814]. В других случаях в дело вступает политика: мишенями оказываются общественные учреждения и смутьяны действуют якобы ради реальных или потенциальных коллективных интересов, а не просто «для себя». Здесь подходит еще один текст Хофмана.
Появившись в Колледже Бруклина, мы провозгласили «класс — это территория свободы!», отвинтили крышки от парт и превратили их в пистолеты, раздали марихуану и картинки, исписали дверь, устроив из нее классную доску, выключили свет и продолжили резвиться в темноте; мы громогласно объявили, что охранник колледжа был одним из нас, тем самым «освободили» и его, правда «лишив работы», — в общем, делали что вздумается. Наш всегдашний девиз: делай что хочешь! Пользуйся случаем. Расширяй границы своей личности. Ломай правила. Протестуй любым способом, который может сойти с рук[815].
При размышлении о социальном саботаже выясняется, что главное значение в этом виде действий имеет не количественная сторона беспорядка и производимый фурор, но то, в какую ситуацию вписан их фрейм. Так, простое присутствие определенного рода свидетелей может иметь сильный понижающий и умиротворяющий эффект. К примеру, отметим искусное влияние Женского общества моральных реформ в Нью-Йорке 1834 года на борьбу с проституцией и косвенно с двойной сексуальной моралью.
Три миссионерши из Общества навещали женские палаты в доме призрения, городскую больницу и тюрьмы, проводя молитвенные собрания, раздавая библии и религиозные брошюры. Но бóльшую часть времени они тратили на борьбу за нравственность — систематическое хождение (или, точнее, «снисхождение») в публичные дома, совместные молитвы и призывы к раскаянию как обитательниц домов, так и их постоянных клиентов. Миссионерши особенно любили являться в эти заведения ранним воскресным утром, заставая пробуждающихся женщин и их клиентов в день, традиционно почитаемый священным. Миссионерши обычно извещали о своем приходе громким чтением избранных библейских стихов, после чего следовали молитвы и религиозные гимны. Иной раз они оставались на улице напротив известных в городе борделей, наблюдали за входом и опознавали клиентов. Вскоре ревнительницы нравственности обнаружили, что одно лишь их присутствие имеет сильный сдерживающий эффект: многие мужчины с преувеличенно невинным выражением лиц на мгновение замедляли шаг, а потом быстро прошмыгивали мимо. Были замечены также подозрительные кареты, которые колесили поблизости больше часа, прежде чем уехать прочь, поскольку миссионерши не оставляли своего поста[816].
Деятельность Женского общества моральных реформ поднимает тему, связанную с историей социального саботажа. Примеры его найдутся в любом историческом периоде, но образцы, непосредственно предшествующие современной практике, вероятно, можно считать живой историей такого рода деятельности.
816
См. интересную статью: