Тенденция толковать новые сигналы в рамках нормальных ожиданий установлена фактически в каждой катастрофе. Это выражалось в том, что, к примеру, гул приближающегося торнадо был истолкован как приближение поезда, а наводнение, затопившее дом, было приписано лопнувшей трубе водопровода[858].
б) Решения, которые касаются событий, происходивших в отдаленном прошлом, особенно подвержены искажениям; по крайней мере, не подлежит сомнению, что чем дальше в прошлое отодвинуто событие, тем меньше удается собрать очевидных данных о нем и тем более приходится полагаться на различного рода косвенные сведения. По сути, само слово «очевидное» подразумевает опору на меньшее количество фактов, чем требуется для опознавания привычных нам неочевидных событий. (Это не значит, что опытные историки не способны показывать чудеса изобретательности в проверке и перепроверке своих выводов о событиях прошлого, распутывая хитросплетения предшествующих и последующих событий. Такого рода изобретательность лишний раз говорит нам об удивительной взаимосвязанности событий этого мира, о том, что никакое событие не проходит бесследно[859].)
в) Иногда информацию о событии мы вынуждены устанавливать исключительно на основе сведений, передаваемых каким-либо человеком, при этом часто бывает, что он является единственным источником информации. Именно такие обстоятельства могут порождать ситуацию ложной тревоги, ситуацию, описанную старой притчей о пастухе, который забавлялся тем, что пугал людей криком: «Волк! Волк!»; это продолжалось до тех пор, пока не появился настоящий волк. Эта притча содержит предупреждение о хрупкости и уязвимости миров, созданных словом. Любое сужение возможностей вербальной передачи информации, как бывает при телефонной и телеграфной связи, приводит к возрастанию искажений.
г) Индивид, который передает информацию, вынужден так или иначе корректировать ее и вряд ли способен полностью контролировать процесс преобразования. То же самое происходит при использовании аудио- и видеозаписи, хотя во втором случае, по всей вероятности, возникает исключительно сильное впечатление от целостного образа сообщения. Парадоксально, но то, что мы называем документированными сообщениями (видеоленты, картинки или кинофильмы), вызывает очень большие сомнения как раз с точки зрения соответствия стандартам документальности. Стоит учесть то обстоятельство, что любая фиксация неожиданного или опасного события предполагает установку на месте происшествия записывающей аппаратуры и другого оборудования, а также наличие условий, позволяющих вести качественную съемку[860]. За героем, преодолевающим трудности, может стоять искусный оператор, который управляет не только камерой, но и этими трудностями. В любом случае ракурс реальной съемки ограничен возможными ракурсами, отсюда — освещение происходящего с различных точек зрения. Все это лишь переложение уже сказанного: герой, который рассуждает о своих приключениях, не рассуждает о том, что он рассуждает перед камерой и микрофоном. Писатель, откровенно обсуждающий трудности своей работы или, наоборот, их отсутствие, не может в том же духе обсуждать свои комментарии этих трудностей, если, конечно, он не ставит целью сообщить о чем-то еще, что осталось за скобками обсуждения обсуждения. Чем больше фильм похож на «сырой материал», тем больше он похож на реальность, изображаемую постановщиком[861]. Все это действительно так, не говоря уже о том, что любые отснятые материалы предполагают возможность монтажа, но не содержат сведений о том, как и где осуществлялись монтаж и редактирование[862].
На мой взгляд, наиболее характерный пример сомнительности документированных источников — освещение событий в вечерних теленовостях[863]. Разумно предположить, что задача телепрограммы — транслировать сообщения съемочной бригады, находящейся на месте события, тогда сам видеоряд расскажет о происходящем. В этом случае единственное, о чем следует заботиться, это делать работу лучше, чем другие. В результате зрители могут почувствовать себя чуть ли не непосредственными свидетелями главных событий дня, отделенных от них только пространством и коротким промежутком времени. Однако можно показать, что зрители вовлечены не столько в событие, сколько в особый вид развлечения, материалом для которого служат видеозапись и звуковое сопровождение. Дело не просто в том, что телепрограмма должна поддерживать свою собственную версию трактовки событий, не расходящуюся с правительственными постановлениями и учитывающую другие точки зрения, и не в том, что некоторые из событий могли происходить именно так, чтобы появилась возможность произвести их запись. Вопрос в том, что сами записи собираются и организуются в соответствии со специфическими задачами и целями шоу-производства. Фактически сообщения массовой информации охватывают чрезвычайно узкую область событий, поскольку радио и телевидение располагают лишь малым числом репортеров в отдельных городах. Руководители программ и студий должны отобрать из массы материала и использовать в виде фрагментов лишь малую часть того, что, по их мнению, заслуживает внимания. Часть звукозаписей, по всей вероятности, заимствуется из фильмотеки, а готовая картина почти наверняка содержит кадры, отснятые в разное время и в разных местах, и включает заранее подготовленные эпизоды, которые используются в качестве «наполнителя». (Более того, монтажеры отснятого материала обязаны использовать некоторые кадры без указания времени и места.) Можно уверенно говорить только о безыскусности включения комментатора и его выходе из кадра. Особенно трудно осуществлять съемку неожиданных событий — для этого требуется обеспечить работу съемочной бригады в нужном месте и в нужное время, а также высокое качество съемки, что не всегда возможно в отличие от прогнозируемых ситуаций. Поэтому приходится довольствоваться запланированными или длительными событиями. Хотя съемки производятся на местах, отбор и редактирование осуществляет группа компетентных лиц в центральном офисе. Если операторская работа соответствует нашим культурным и вкусовым предпочтениям относительно изображаемой ситуации, видеоматериал может нести в себе впечатление объективности: такого рода эффект обеспечивается крупными планами, наездами камеры[864], дистанцией, примерно соответствующей дистанции незаинтересованного разговора[865].
858
Ibid. p. 231–232. В этой статье Р. Лукас показывает, что люди, родственники которых могут пострадать от какого-нибудь стихийного бедствия, гораздо охотнее дают объяснения, чем люди, родственники которых непосредственно не подвержены опасности.
859
Для примера см. публикацию А. Миддлтона и Д. Эдейра:
860
Пример. В 1966 году Калифорнийская ассоциация полицейских в сотрудничестве с киностудией «Голден Стейт Филм Продакшн» выпустила документальный фильм под названием «Экстренные роды» для подготовки сотрудников полиции к экстренному родовспоможению. Сюжет фильма заключался в том, что полицейский из Беркли принимает роды в автомобиле, следуя закадровым указаниям. Хотя приготовления к съемке фильма осуществлялись задолго до самого эпизода, снимались настоящие роды. Макет автомобиля был разрезан пополам, чтобы оператор мог работать без лишних ограничений. Автомобиль находился не на шоссе, а в строении на территории больницы Альта-Бейтс. Патрульный полисмен в действительности был акушером в форме полицейского. См.: Berkeley Daily Gazette. 1966. February 28.
861
Это можно проиллюстрировать на примере фильма «Джимми Шелтер», съемки которого велись на концерте в Олтамонте. В фильме не раскрывается, каким образом концерт был организован именно для съемок. Даже когда нам показывают Мика Джаггера, просматривающего отснятые кадры концерта, это еще ничего не говорит о репетиции при создании
862
Ныне процветает «новая журналистика», которая использует стиль документального репортажа, чтобы воссоздать «дух» подлинного происшествия. Для этого изображаются «дословные воспроизведения» диалогов и жестов, якобы соответствующих освещаемому событию, в результате читатель лишается каких бы то ни было возможностей определить фрейм текста. Что это: факт, беллетристика, обман? См., например, статью Ф. Дюпи:
863
Здесь я многое почерпнул из очень полезной книги Эдварда Эпштейна «Новости ниоткуда»:
864