3. С трансформацией человеческих чувств непосредственно связана другая проблема. Так же как разного рода ухищрения, направленные на искажение или сокрытие истинного положения дел, обнаруживают «подлинные» факты, а поступающий таким образом так или иначе вызывает подозрение и недоверие к себе (что, собственно, он и старался предотвратить), существует возможность сообщать что-либо в туманной, завуалированной манере, посредством намеков и умножения смыслов. Тщательно отбирая слова, следя за интонацией и правильно расставляя акценты, человек может сформулировать свою мысль таким образом, чтобы при необходимости отречься от сказанного. Все это хорошо известно, следует только учитывать высокую вероятность двойной схемы речевого поведения, обусловленной неоспоримой практической гибкостью фреймов. Если говорящий намекает на серьезные обстоятельства, сохраняя при этом невинный вид, а реципиент ясно понимает, о чем идет речь, то последний должен уметь воспринимать одновременно несколько смыслов, из которых фактически существует один-единственный, соответственно говорящий должен опасаться, правильно ли поняты его намеки. Примеры такого поведения отчетливо видны в поведении душевнобольных.
Во время часовой беседы с двадцатичетырехлетней пациенткой, страдающей шизофренией, я не мог избавиться от замешательства и ощущения нереальности происходящего, когда она с маниакальным воодушевлением читала мне правила японской игры «го». Она ухитрялась находить скрытое значение почти в каждом слове, более того в каждом слоге, при этом значительно поглядывая на меня с насмешливой улыбкой, как бы убеждаясь, что я понимаю тайные смыслы, находимые ею в тексте. Затем я понял (и это на какое-то время сбило меня с толку), насколько запуганной, недоверчиво-подозрительной и одинокой была эта женщина. То, как она вела себя, было очень похоже на эпизоды из ее детства, когда мать водила ее в кино и постоянно командовала: «Думай!» и эту команду пациентка воспринимала (я думаю, правильно) как материнский приказ проникнуть в тот особый смысл, какой мать (судя по методам воспитания дочери, личность явно психопатического склада) находила в кинокартине[928].
Еще раз отметим, что идеи, указывающие на скрытый смысл, сопряжены с действиями и мотивами, которые, по-видимому, более подвержены ошибочным прочтениям, чем слова. Человек может не только усмотреть свою причастность к тому, что на самом деле не имеет к нему никакого отношения, но и истолковать внешнюю форму и содержание действия как зашифрованное послание; по всей видимости, во всем мире не найдется такой примитивной и тривиальной вещи, которые не могли бы быть истолкованы как содержащие в себе потаенные знаки. Непреодолимая приверженность связыванию несвязанных вещей была в полной мере присуща Августу Стриндбергу[929].
Он пытался сосредоточиться и собрать свои мысли одинокими прогулками по улочкам Монпарнаса. Во время прогулок он везде и во всем находил какие-то знаки. «Вещи, которым прежде обычно не доставало осмысленности, теперь привлекли меня», — говорил он. Цветы в Люксембургском саду, казалось, кланялись ему, иногда приветливо, иногда предостерегающе. Облака с обликом животных предвещали зловещие события. Статуи пристально глядели на него, пытаясь что-то сказать. Обрывки бумаги в сточных канавах заключали в себе слова, которые он пытался сложить в связное повествование. Книги, которые он находил в уличных киосках и на развалах, казалось, специально «поджидали» его. Рисунок, вытисненный на кожаной обложке одной из них, похоже, что-то пророчил ему, и когда он открыл эту книгу, крошечная щепочка указала на нужное предложение. Прутья на земле складывались в начертания инициалов человека, который, как он боялся, преследовал его с намерением убить. Несвязанные, на первый взгляд, газетные новости оказывались связанными с его внутренними заботами и тревогами. Повсюду были рассеяны необходимые ему послания[930].
4. Следует упомянуть и другие искажения фреймов. Из повседневного опыта известно, что индивид либо спонтанно втягивается (с разной интенсивностью) в сценическое действо, либо посредством его фабрикации полностью выходит за рамки сцены. Но существуют и другие возможности. К примеру, человек может оказаться не в ладах с происходящим, поскольку в качестве единственно приемлемой для себя схемы действия он рассматривает нечто такое, что ему недоступно, не поддается фабрикации, зато естественно и непринужденно открывается другим. Следуя таким путем, он может психологически загнать себя в угол, стать чуждым миру окружающих его людей.
928
929
Стриндберг Юхан Август (1849–1912) — шведский писатель и драматург, один из основателей «театра абсурда». —
930