13
Анализ фреймов разговора
Особенностью эпизодов деятельности, до сих пор служивших нам примерами, живыми картинками, натурными моделями, типажами и прецедентами (репрезентативными, обычными, идеальными, исключительными, экстремальными, ограничительными), было то, что наиболее возможным, вероятным и порой даже необходимым условием их существования является речь. Поэтому в каком-то смысле анализ данных эпизодов сводится к анализу высказываний. Подобно самим фрагментам деятельности артикулированные высказывания подчиняются законам переключений и намеренных фабрикаций. Если возможен конфликт, подстроенный ради шутки, то возможно и несерьезное, шуточное распоряжение. Самое искреннее признание может быть таким же совершенным по исполнению обманом, как совершенна машина для печатания денег. Человек может не справляться с простейшими физическими действиями (например, не способен вдеть нитку в игольное ушко), и точно так же он может выходить за рамки нормы и разрушать фрейм беседы из-за неумения правильно выговаривать слова. Самый наглядный пример тому — бессвязное бормотание.
Прежде всего нас интересует язык, порождающий у реципиентов ошибочный фрейм (misframing). Правда, контекст общения часто помогает исключать непредусмотренные ситуацией смыслы и устранять непонимание, но и контекст превращается в ничто без знаний и навыков участников взаимодействия, их «культурной компетентности». Поэтому источники ошибок фреймирования, обусловленных вербальным воздействием, надо искать в «культурной некомпетентности», типичный пример которой — так называемые забавные нелепицы, свойственные речи маленьких детей.
Трехлетний Питер, внук шефа бейсбольной команды «Сан-Франциско Джайентс», только что пошел в детский сад и превосходно там себя чувствует. «Один и один, — чтó получится?» — спросил его воспитатель. «Бол и страйк!»[937] — ответил Питер[938].
Проблема глубже, чем может показаться на первый взгляд. Рассмотрим следующий пример.
Ох уж эти туристы! Один из них зашел в ювелирный магазин «Делмас и Делмас», облюбовал нефритовый браслет и спросил продавца Генри Мюррея: «Сколько?». «Один — пятьдесят», — ответил Мюррей. «Беру!» — сказал турист, выкладывая на прилавок полтора доллара. «Увы, так вы его не возьмете», — посочувствовал Мюррей[939].
Перед нами «простое» недопонимание, повлекшее ошибочный, необоснованный поступок, неуместность которого сразу же стала очевидной. Однако вполне возможно, что последовавший конфуз неопытного туриста отчасти обусловлен разоблачением — разоблачением его как человека, претендовавшего на то, будто он разбирается в ювелирных украшениях. В свою очередь, становится ясно, что корректное истолкование любого высказывания может быть нимало не связано с притязаниями на компетентность — культурную и лингвистическую, — которой говорящий в действительности не обладает[940].
Продолжим разбор случая с туристом и нефритовым браслетом. Если бы продавец назвал цену без всяких двусмысленностей, покупатель, скорее всего, мог бы быстро сочинить ответ, который бы обосновал его отказ от покупки и поддержал впечатление, будто волшебный мир дорогих нефритовых украшений — для него не загадка. Отсюда видно, что корректное толкование событий позволяет интерпретатору использовать рутинные защитные приемы (часто воспринимаемые наблюдателями как неубедительные), которые гарантируют от нежелательных последствий.
Таким образом, устные высказывания порождают подавляющее большинство тех способов фреймирования, которые были рассмотрены в нашем исследовании: фабрикации, переключения, нарушения фреймов, ошибки фреймирования и, конечно, разночтения в использовании нужного фрейма. Наше умение обозначать образцы фреймирования ярлыками не несет никакой дополнительной информации о высказываниях. Ситуация не становится легче, если обратиться, как я теперь делаю, к специфической разновидности неофициальной речи, которую мы называем беседой, легким разговором или болтовней. Такой вид вербального общения предполагает возможность обмена ролями между говорящим и слушающим, а также небольшое число участников разговора независимо от того, предаются ли они приятному времяпрепровождению, выполняют ли официальное задание или их встреча сиюминутна[941]. Здесь мы снова обнаруживаем нарушения фреймов[942]; разногласия, связанные с фреймами[943], и т. п., а отличительные свойства этого вида речевой деятельности остаются скрытыми. Правда, нам становится известным весьма важный факт, а именно: разговор похож на кучу мусора, в которой можно найти все что угодно, в том числе предметы, свидетельствующие о способах фреймирования деятельности, принятых в данной культуре. (По-видимому, в разговоре хотя бы мимолетно используются все технические приемы получения негативного опыта, предусматриваемые данной культурой, и это делается без всяких пособий и инструкций от Пиранделло.) Однако о данной куче мусора ничего нельзя сказать без осознания коммуникативной компетентности, которой мы должны обладать, чтобы создать эту кучу и суметь выжить внутри нее.
937
Ответ ребенка основан на незнании операции арифметического сложения, смысл сказанного ассоциируется у него с бейсболом. По правилам этой игры после каждого удара по мячу судья объявляет счет, фиксируемый в так называемых болах (balls) и страйках (strikes).
938
940
По-видимому, повседневный языковой узус связан с любопытным различением, обусловливающим причины неудач в употреблении языка: приводит ли к недоразумению недостаток лингвистической подготовки или неосведомленность в какой-либо специальной сфере деятельности? Тот, кто использует слова «не надлежащим образом», особенно слова, имеющие общеупотребительный смысл, ослабляет свои притязания на образованность. Человек, который в ответ на просьбу механика в гараже подает ему не тот инструмент, рассматривается обычно не как плохо владеющий языком, а как не владеющий навыками мужской работы.
941
Эту проблематику иногда рассматривают, исходя из противопоставления формального и неформального типов взаимодействия. Однако данное различение скрывает тот факт, что во время подчеркнуто формальных и официальных мероприятий, когда говорящий выступает от имени престижной организации и сообщает информацию, которая нужна другим для координации их действий, он тем не менее сохраняет возможность перемежать высказывания по делу неофициальными экскурсами на любой вкус — его речь может перемежаться идущими от сердца словами, поддразниваниями, иронией и т. п.
942
Как упоминалось ранее, в стереотипах гендерных ролей в американском обществе четко фиксируются различия между незначительными отступлениями от нормы при неформальном разговоре. Предполагается, что мужчинам простительны внезапные вспышки гнева, выражения абсолютной убежденности, решительности и т. п. Для женщин отступление от нормы выражается проявлениями удовольствия, смущения или расстроенных чувств и т. п. В любом случае, как будет показано ниже, в неформальном разговоре почти по определению невозможно единственное, заранее установленное распределение ролей, поэтому неожиданное нарушение фрейма одним из участников не всегда становится причиной многоплановой дезорганизации. В самом деле, тот, кто ведет себя неуместно, на какое-то время может стать объектом внимания, но равновесие восстановится просто потому, что другие возможные последствия его поведения могут считаться неважными и игнорироваться без серьезных организационных последствий. Заметим, что если незначительные нарушения фрейма постоянно происходят в неформальном взаимодействии, то их можно ожидать и в драматических представлениях, и в кино, где широко применяются подобного рода выразительные средства. Вот что пишет об этом Бела Балаш: «На заре немого кино Гриффит снял следующую сцену. Герой фильма — китайский купец. Лилиан Гиш, играющая преследуемую врагами девушку-бродяжку, падает без сил у его двери. Купец находит ее, вносит в дом и ухаживает за ней. Девушка медленно выздоравливает, но ее застывшее лицо хранит выражение глубокой печали. „Ты можешь улыбнуться?“ — спрашивает китаец испуганную девушку, которая только-только начинает доверять ему. „Я попробую“, — отвечает в титрах Лилиан Гиш, находит зеркало и пытается придать лицу выражение улыбки, пальчиками помогая лицевым мускулам. Результат ее усилий — болезненная, даже пугающая маска, с которой девушка поворачивается к китайскому купцу. Но его добрые, любящие глаза все-таки вызывают на ее лице естественную улыбку. Лицо не меняется, но теплое чувство освещает его изнутри и неуловимыми оттенками превращает гримасу в выражение искренней улыбки». См.:
943
Высказывание на этот счет имеется в статье Джоан Эмерсон: «Хотя в общем понятно, почему людей тянет шутить на темы, которые они не могли бы затронуть в серьезном разговоре, границу между приемлемым и неприемлемым в содержании последнего нельзя определить однозначно и ясно. Поэтому о ней надо договариваться в каждом конкретном обмене высказываниями. Любой шутник не может быть уверенным, что другой найдет его выходку приемлемой, а любой слушатель может посчитать себя обиженным». См.:
Когда человек серьезно реагирует на предмет шутки, он сразу же начинает спорить о том, как ее следует понимать и на кого возложить ответственность за введение этой темы в серьезный разговор. Оставляя неясным, понял ли он преднамеренный характер шутки, возмутитель спокойствия предлагает шутнику возможность открыто признать, что она была умышленной, и тем самым частично обесценить серьезность дискуссии. После некоторых препирательств шутник может попытаться задним числом вернуть шутке ее юмористическое значение (ibid. p. 176).