Для того, чтобы понять homo normalis и противоположный ему шизоидный характер, нужно выйти за рамки мышления и того, и другого. Homo normalis полностью блокирует восприятие базового оргонотического функционирования благодаря своему жесткому панцирю; у шизофреника же, напротив, панцирь почти полностью отсутствует и, таким образом, биосистему захлестывают глубокие переживания, исходящие из биофизического ядра, с которыми та не может справиться. Поэтому понятно, что закованный в панцирь homo normalis испытывает тревогу, когда чувствует угрозу оргономических открытий, в то время как шизоидный характер принимает их мгновенно и легко и чувствует их притягательность. По этой же причине мистик, который структурно близок шизоидному характеру, как правило, принимает оргонотические факты, но только как отражение в зеркале, а вот ригидный механистичный человек смотрит на все научные достижения в области эмоций с высокомерным презрением и называет их «ненаучными».
Я полагаю, что нам следует изучить относящиеся к делу детали этих важнейших человеческих функций на примере конкретного случая параноидной шизофрении. Это обрисует нам картину дьявольского гораздо лучше, чем любые теоретические абстракции психиатрического клинического опыта.
Мир шизофренических переживаний безграничен и настолько богат, что мы должны ограничиться теми деталями, которые имеют отношение к нашему основному предмету исследования: как шизофреник переживает свое биофизическое ядро? почему его эго расщепляется таким типичным образом?
Я хочу изложить историю болезни человека, страдающего параноидной шизофренией. Как это принято в клинической психиатрии, в моем описании нельзя будет узнать конкретного человека, но в нем будут ясно отражены типичные механизмы заболевания.
Это был первый случай шизофрении, который мне пришлось лечить с помощью оргонной терапии. Мой подход в этом случае основывался на нескольких важнейших теоретических положениях, которые возникли в результате моего прежнего опыта работы с шизофрениками, а именно:
1. Психоаналитическое видение психических функций соответствует трем большим сферам — эго, суперэго и ид, и его необходимо четко отличать от биофизического видения жизнедеятельности всего организма, соответствующего следующим функциональным сферам: биоэнергетическое ядро (плазматическая система), периферия (кожная поверхность) и оргонно-энергетическое поле, расположенное за пределами поверхности тела. Эти две теории по-разному описывают различные природные сферы. Одно описание невозможно приложить к другой сфере функционирования организма, и наоборот. Есть только одна точка соприкосновения двух теоретических схем — в психоаналитической теории это «ид», область, где заканчивается психология и начинается биофизика.
2. Наиболее эффективным терапевтическим подходом ко всякому эмоциональному (^биофизическому) заболеванию, если оно вообще существует и если его можно определить, является отведение биоэнегии от биопатических симптомов. Для того, чтобы разрушить психоневротические или психотические симптомы, не нужно и даже вредно углубляться во все детали бесчисленных патологических разветвлений; вместо этого надо раскрыть ядро биосистемы и установить сбалансированную энергетическую экономику, которая автоматически снимет симптомы, поскольку с энергетической точки зрения они возникли в результате нарушения энергетического метаболизма этой биосистемы.
3. Когда панцирь начинает разрушаться, невротики, как и психотики, чувствуют большую опасность. Чтобы руководить этим процессом, необходимы максимальная осторожность и медицинские навыки. Поэтому практическое применение медицинской оргонной терапии ограничивается работой хорошо подготовленных терапевтов. Мы понимаем свою ответственность лучше, чем кто бы то ни был, и не должны допускать до этой работы тех, кто мало знаком с оргонной терапией.
Мне заранее было хороню известно, что у пациентки может и даже непременно произойдет срыв, когда ее панцирь будет полностью разрушен. Но вероятность того, что она выдержит процедуру, была достаточно велика, и я решился на эксперимент. Пациентка несколько раз лежала в психиатрической клинике, и лечение каждый раз занимало больше года. Ей ставили диагноз «шизофрения», и, согласно записям, болезнь прогрессировала. Предполагалось, что окончательный срыв неминуем, поэтому риск в данном случае был не слишком велик, а перспектива достаточно многообещающа, чтобы удовлетворить совесть терапевта-экспериментатора.
Пациентка — тридцатидвухлетняя девушка, ирландка, которую привели родственники, наслышанные о моих медицинских приемах при работе с биопатиями. Я объяснил им, насколько опасно вызвать срыв. Они готовы были рискнуть, и дали письменную расписку в этом. Я сказал им, что существует риск внезапного приступа дест-руктивности. Поскольку по прежнему опыту я был хорошо знаком с такими деструктивными приступами, то чувствовал, что и в данном случае следует ожидать чего-то подобного. Поэтому я проводил эксперимент вне клиники, в условиях строгого надзора сиделки или родственников, которые были обязаны все время находиться около пациентки и при первых признаках беспокойства и намеков на деструкцию должны были обратиться в клинику. Было еще одно условие — пациентка, которую иногда на время выписывали, должна была регулярно встречаться с лечащим ее терапевтом. Кроме того, существовала договоренность, что все контрольные встречи будут проходить в институте, где она прежде лечилась, чтобы была возможность немедленного помещения ее в клинику в случае возможного срыва. Я так же поддерживал связь с лечащим психиатром и мог скооперироваться с ним, если бы возникла такая необходимость.
Подобные меры предосторожности необходимы, если мы хотим лечить шизофреника вне стен клиники. Следует сделать выбор в пользу клиники, которая руководствуется экспериментальной оргонной терапией. Ведь психиатрические клиники, к сожалению, за очень редким исключением не восприимчивы к новым, перспективным медицинским методам лечения шизофрении. Есть метод шоковой терапии, который с легкостью применяется для подавления активности шизофреника, и есть большое количество психотиков, испытавших на себе такую помощь от множества терапевтов. Для подробных и глубоких научных исследований времени не хватает. Я понимаю такую позицию, хотя и не могу ее принять. Вместо использования шока при работе с шизофренией проведение основательных исследований нескольких случаев могло бы в отдаленной перспективе сохранить обществу миллионы долларов. На мой взгляд, это слишком важно и требует соблюдения такой предусмотрительности. Известно, что психиатрические лечебницы слишком похожи на тюрьмы для душевнобольных, медицинская помощь там минимальна, налицо дефицит средств и в большинстве из них вообще не проводится никаких исследований. Более того, некоторые администраторы таких лечебниц не желают предпринимать никаких серьезных попыток для улучшения состояния своих пациентов, иногда они проявляют явную нетерпимость к такого рода усилиям.
Краткое описание социальной ситуации может дать достаточное объяснение моим размышлениям и желанию рискнуть. Я осознавал всю опасность своего предприятия, но надежда на то, что мои усилия будут не напрасны и я буду вознагражден, тоже была достаточно велика. В дальнейшем мне не пришлось испытать разочарования: пациентка, которая многие годы провела в психиатрической клинике и состояние которой к тому времени, когда я принял ее для экспериментального лечения, ухудшилось, спустя шесть лет после проведения курса лечения продолжала оставаться вне стен лечебных учреждений. Она снова стала работать; ее социализация во многих отношениях прошла успешно.
Трудно предсказать, получат ли мои начинания дальнейшее развитие. Я надеюсь, что получат. Научные и медицинские возможности здесь велики: оргонную терапию можно успешно применять при определенных видах шизофрении, для которых другие методы оказываются непригодными. Результат оправдывает риск. Более того, оргономическая теория получила подтверждение ряда своих основных гипотез и приняла определенные поправки. Появилось множество совершенно новых фактов о базовом функционировании биосистемы человека, и впервые в истории медицины и психиатрии были получены ответы на некоторые центральные вопросы, касающиеся природы паранойяльных механизмов шизофрении.