И вот теперь, глядя в большие черные глаза мальчика, заключенного в пластиковую капсулу, я ощутил те же самые чувства, нахлынувшие неудержимой волной.
Лицо Вуди было маленькое и худое, кожа, бледно-прозрачная в искусственном свете, туго обтягивала детские кости. Глаза у мальчика, как и у его сестры, были черные, остекленевшие от лихорадки. Голову венчала густая копна кудрей огненно-рыжего цвета. Химиотерапия, если до нее дойдет дело, безжалостно расправится с этими волосами, оставив жестокое, хоть и временное воспоминание о болезни.
Перестав гладить мальчику голову, Беверли протянула ему руку в перчатке. Крепко сжав ее, Вуди вымученно улыбнулся.
– Как у нас дела сегодня утром, милый?
– Нормально. – Его тихий голос был едва слышен сквозь пластик.
– Вуди, это доктор Делавэр.
При упоминании о моей принадлежности к медицине мальчик вздрогнул и отодвинулся подальше.
– Он не из тех врачей, что делают уколы. Он просто говорит с детьми, как и я.
Это несколько успокоило Вуди, и все же он по-прежнему смотрел на меня с опаской.
– Привет, Вуди, – сказал я. – Можно мне пожать тебе руку?
– Ладно.
Я засунул руку в перчатку, освободившуюся после Беверли. Она оказалась горячей и сухой – я вспомнил, что внутри перчатка обработана тальком. Засунув руку в модуль, я поискал руку Вуди и нашел ее, маленькое сокровище. Подержав, я ее отпустил.
– Вижу, у тебя там есть игры. Какая твоя любимая?
– Шашки.
– Я тоже люблю шашки. Ты много играешь?
– Ну, типа того.
– Должно быть, ты очень смышленый, раз умеешь играть в шашки.
– Ну, типа того. – Намек на улыбку.
– Не сомневаюсь, ты часто выигрываешь.
Улыбка стала шире. Зубы у мальчика были ровные и белые, но десны распухли и воспалились.
– И тебе нравится выигрывать.
– Ага. У мамы я всегда выигрываю.
– Ну а у папы?
Вуди озадаченно нахмурился:
– Папа не играет в шашки.
– Понятно. Но если бы играл, ты, вероятно, у него выигрывал бы.
Мальчик с минуту обдумывал мои слова:
– Да, пожалуй. Папа мало что смыслит в играх.
– С кем ты еще играешь, кроме мамы?
– С Джаредом – но он переехал.
– А кроме Джареда?
– С Майклом и Кевином.
– Это ребята из школы?
– Да. В садик я уже не хожу. В следующем году пойду в школу.
Вуди внимательно слушал меня и отвечал на мои вопросы, но чувствовалось, что он очень слаб. Разговор со мной утомил его, грудь у него вздымалась от усилий.
– Как насчет того, чтобы сыграть партию в шашки?
– Ладно.
– Я могу играть отсюда, в перчатках, а могу надеть скафандр и войти к тебе. Ты как предпочитаешь?
– Не знаю.
– Ну, а я предпочитаю войти к тебе. – Я обернулся к Бев. – Мне помогут надеть скафандр? Я уже давненько этого не делал.
– Конечно.
– Сейчас я вернусь, Вуди.
Улыбнувшись, я отступил от прозрачной стенки. Из соседнего модуля вырвалась громкая рок-музыка. Оглянувшись, я увидел пару длинных коричневых ног, перекинутых через спинку кровати. Чернокожий парень лет семнадцати лежал на застеленной кровати, уставившись в потолок, и дергался в такт звукам, вырывающимся из портативного стереоцентра на ночном столике, не обращая внимания на иглы капельниц, вколотые в обе руки.
– Вот видишь, – повысила голос Бев, перекрывая музыку, – я же говорила тебе. Очаровашка.
– Хороший мальчишка, – согласился я. – Похоже, толковый.
– По словам родителей, он был очень сообразительным. Лихорадка вышибла его из колеи, но ему по-прежнему удается общаться с окружающими. Медсестры его обожают – и вся эта шумиха с отказом от лечения всех огорчила.
– Я сделаю все, что смогу. Давай начнем с того, что отправим меня туда.
Бев вызвала подмогу, и появилась крошечная медсестра-филиппинка с завернутым в коричневую бумагу пакетом с надписью «СТЕРИЛЬНО».
– Разуйтесь и встаньте вот сюда, – распорядилась медсестра, ростом с фигу, но очень деловитая.
Она указала на точку у самой красной ленты, обозначающей запретную зону. Тщательно протерев руки дезинфицирующим раствором, медсестра вскрыла упаковку и натянула на руки стерильные перчатки. Изучив перчатки и убедившись в отсутствии изъянов, она извлекла из пакета сложенный скафандр и положила его за красную границу. Ей пришлось немного повозиться с ним – в сложенном состоянии скафандр напоминал большой хлопчатобумажный аккордеон – но в конце концов она отыскала отверстия для ног и предложила мне шагнуть в них. Затем медсестра осторожно взяла скафандр за края и натянула его на меня, закрепив верхнюю тесемку у меня на шее. Из-за своего крошечного роста ей пришлось для этого приподняться на цыпочки, и я чуть присел, чтобы облегчить ей задачу.