Что еще серьезнее — кто ограничит малые войны Север-Юг, не просто начатые, а вполне обдуманно начатые не Севером, а Югом как часть долгосрочной стратегии военной конфронтации? Война в Заливе была началом, а не концом этого процесса. Говорят, что войну выиграли США. Но какой ценой? Ценой обнаружения своей финансовой зависимости от других для оплаты даже малых войн? Ценой постановки перед собой очень ограниченных задач, куда меньших, чем безоговорочная капитуляция противника? Ценой обсуждения Пентагоном будущей всемирной военной стратегии «победить, сдержать, победить»?
Президент Буш и американские военные сделали ставку на то, что смогут добиться своей ограниченной победы без больших потерь в людях (или в деньгах). Ставка себя оправдала, но кажется, Пентагон поступит мудро, если не будет пытать судьбу еще раз. Сейчас трудно представить, как США, или даже объединенные военные силы Севера смогли бы справиться с несколькими «кризисами» типа войны в Заливе одновременно. А принимая во внимание ту модель мира-экономики и эволюции мировой социальной структуры, которую я теоретически допускаю для периода 2000-2025 гг., кто будет настолько смел, чтобы доказывать что такие одновременные «кризисы Персидского залива» не случатся?
5) Есть еще один, последний фактор «хаоса», который мы не должны недооценивать, — новая «черная смерть». Этиология пандемии СПИД остается предметом серьезных разногласий. Но это не имеет значения, поскольку процесс уже запущен. СПИД означает появление нового смертельного туберкулеза, распространение которого теперь будет автономным. Что дальше? Это распространение болезни не только полностью изменяет долгосрочные механизмы функционирования капиталистического мира-экономики (параллельно с переворачиванием модели роста государственности и усиления межгосударственной системы), но и вносит свой вклад в дальнейший подрыв государственности, как усиливая нагрузку на государственную машину, так и стимулируя атмосферу всеобщей нетерпимости, а этот подрыв, в свою очередь, способствует распространению новых болезней.
Ключевая вещь, которую необходимо понять, та, что невозможно предсказать, на какую из переменных в большей мере повлияет распространение пандемических заболеваний: они будут сокращать число едоков, но и число производителей продовольствия. Они будут сокращать численность потенциальных мигрантов, но и будут приводит к дефициту рабочей силы и к потребности в миграции. В любом случае — что будет более значимым? Мы не узнаем, пока все это не произойдет. Это просто еще один пример недетерминированности исхода бифуркации.
Иерархия и привилегии против демократии и равенства
Такова картина второго временного периода, вхождение в период хаоса. Но есть и третий период, исход, создаваемый новый порядок. Здесь можно быть максимально кратким, потому что здесь больше всего неопределенности. Ситуация хаоса — это может показаться парадоксом — наиболее чувствительна к сознательному человеческому вмешательству. Именно во время периодов хаоса, в противовес периодам относительного порядка (относительно детерминированного порядка) человеческое вмешательство производит существенные изменения.
Есть ли потенциальные силы вмешательства в пользу конструктивного, системного видения? Я вижу их две. Есть визионеры воссозданной иерархии и привилегий, хранители вечного огня аристократии. Сильные личности, но не имеющие никакой коллективной структуры — «исполнительный комитет правящего класса» никогда не собирался на заседания, — они действуют (если и не сообща, то в тандеме) во время системных кризисов, потому что считают, что все «вышло из-под контроля». В этом пункте они исходят из принципа Лампедузы: «Нужно все изменить, чтобы все осталось неизменным». Что они изобретут и предложат миру, трудно знать, но я убежден в их уме и проницательности. Может быть предложена какая-то новая историческая система, и они могут оказаться способны толкнуть мир в этом направлении.
Против них — визионеры демократии/равенства (пара, по моему убеждению, нерасторжимая). Они появились в период 1789- 1989 гг. в форме антисистемных движений (трех разновидностей «старых левых»), и история их организаций была историей гигантских тактических успехов и столь же гигантских стратегических провалов. В долгосрочной перспективе эти движения служили в большей мере поддержанию системы, чем ее подрыву.