Именно эта аномалия постоянно подталкивает буржуазию и пролетариат определять свои интересы в терминах статусных групп. Наиболее эффективная в современном мире статусная группа — это нация, поскольку именно нация притязает на контроль над определенной государственной структурой. В той мере, в которой нация не является государством, мы обнаруживаем потенциал для возникновения и расцвета националистических движений. Конечно, не в этом сущность того, чем является нация и что обычно питает националистическое движение. Совсем наоборот. Именно националистическое движение создает общность, именуемую нацией, или пытается ее создать. Во многих обстоятельствах, когда национализм не может служить классовым интересам, солидарность внутри статусной группы может кристаллизоваться вокруг замещающих полюсов: религии, расы, языка или иных конкретных культурных матриц.
Солидарность внутри статусных групп отодвигает аномалию национальной классовой организации или сознания из поля зрения и тем самым ослабляет напряжения, заложенные в противоречивые структуры. Но, разумеется, они могут также сбить с пути классовую борьбу. В той мере, в какой особое этническое сознание ведет к последствиям, которые ключевые группы находят нетерпимыми, мы видим возобновление открыто классовых организаций или, если они порождают слишком сильную социальную напряженность, появление по-новому определяемых (с иначе очерченными границами) статусных групп. То, что особые сегменты мировой буржуазии или мирового пролетариата могут дрейфовать от, скажем, пантюркизма к панисламизму, к базирующимся на классе или базирующимся на нации движениям в течение считанных десятилетий, отражает не непоследовательность борьбы, но трудности прокладывания курса, который мог бы разрешить противоречие: объективные классы мироэкономики/субъективные классы в рамках государства.
Наконец, атомы классов (и статусных групп), получающие доходы домохозяйства, не только формируются и постоянно переформируются постоянным экономическим давлением непрерывной динамики мироэкономики, но и регулярно и сознательно манипулируются государствами, стремящимися определять (или изменять) свои границы в терминах потребностей рынка труда, равно как и определять потоки и формы доходов, которые могут быть фактически распределены. Домохозяйства, в свою очередь, могут отстаивать свою собственную солидарность и приоритеты и сопротивляться давлению, менее эффективно пассивными средствами, более эффективно, когда появляется возможность для классовой и статусно-групповой солидарности, о чем мы только что упомянули.
Все эти институты вместе — государства, классы, этнические/национальные/статусные группы, домохозяйства — формируют институциональный водоворот, одновременно продукт и содержание моральной жизни капиталистической мироэкономики. Далекие от того, чтобы быть изначальными и предвечными сущностями, они являются зависимыми и взаимоопределяемыми экзистенциями. Далекие от того, чтобы быть сегрегированными и разделенными, они неразрывно переплетены сложным и противоречивым образом. Далекие от того, чтобы детерминировать друг друга, они в определенном смысле являются аватарами, воплощениями друг друга.