...- Видел я твоих протеже, Гена. И даже осмотрел, - Аристов говорит серьёзно, и только глаза за стёклами очков смеются.
- Всех? - подыгрывает он.
- Только Бредли упустил. А вот Фредди, - Аристов не выдерживает и открыто хохочет. - Ковбоя вашего я уложил.
- По-нят-но, - раздельно говорит Гольцев. - И много у него дырок?
- Хватает. Но...- Аристов указующе вздымает палец, - Все пулевые и два или три ножевых. Раз.
- На фронте не был, - понимающе кивает Гольцев.
- Все были обработаны очень квалифицированно, два. Все шрамы минимум трёхлетней давности, три.
- Совсем интересно, - хмыкает Гольцев.
- По-настоящему серьёзно только одно. Пулевое под левую лопатку. Выходного я не нашёл. Сам он утверждает, что пулю достали. Засунуть его под рентген было слишком сложно.
- Юра, как тебе вообще это удалось?
- Я взял его на слаб о, - смеётся Аристов. - Он самолюбив и импульсивен. Темперамент там... бешеный. Но не холерик. И выдержка... снайперская. Двое суток неподвижности для одного выстрела.
- И три месяца подготовки, - задумчиво кивает Гольцев. - А Бредли?
- Джонатан?
- Ого, вы уже так запросто?
- А что такого, Саша? Кстати, неформальные отношения с пациентом способствуют процессу лечения. Так вот, Джонатан... не скажу, что умнее, но намного хитрее. Быстрее соображает. Любое слово, любую ситуацию поворачивает в свою пользу. И, знаете... хотя у Фредди проскакивает этакое... м-м-м... покровительство, но ведущий в этой паре - Бредли. Во всяком случае, сейчас.
- Юра, - Гольцев спрашивает небрежно, будто думает о другом. - Трейси был с оружием?
- Да, наплечная портупея. У Бредли, кажется, тоже. Причём это не особо скрывается, хотя и не афишируется. Как... как нижнее бельё. Его наличие не демонстрируется, но отсутствие не предполагается. Но интереснейшие мужики. Оба.
- Вот тут я согласен на сто процентов, - Гольцев гасит окурок и тут же закуривает следующую. - Ты молодец, Юра. А про парней, ну, их пастухов, что-либо узнал?
- Мне это было не нужно, - пожимает плечами Аристов. - Индеец действительно спальник. Но это я узнал от Слайдеров. Вот тут есть кое-что. Слайдеры утверждают, что парень перегорел чуть ли не пять лет назад и что сейчас ему полных двадцать пять. От этой информации всё общежитие встало на уши. Для них - это крушение мировоззрения. Причём жизнетворное крушение. Слайдерам устроили перекрёстный допрос в моём присутствии. И от меня потребовали вынести вердикт. Первое. Врут ли они? И второе. Если нет, то как такое могло быть?
- Ну, и что ты им сказал?
- Что заочно диагноза не ставят. Посмотрю, побеседую, сделаю анализы, полностью обследую, подключу психолога и других специалистов и вот тогда... Но кое-какой результат уже заметен. Слайдеры уехали открывать своё дело, а мои подопечные, - улыбается Аристов, - впервые заговорили о зимней одежде, постоянных документах и о том, как жить дальше. Понимаете, они поверили, что будут жить. Хотя бы ещё пять лет. Как этот индеец.
- А про второго, Юра? Про белого мальчишку?
- О нём вообще ни слова, - пожимает плечами Аристов.
- Покрывают?
- Да нет, он им попросту неинтересен. У них своя боль. И что этой боли не касается, то им и не нужно. Они очень заняты собой, предпочитают жить в своём мире. Это не наша интеллигенция, которой на свою боль плевать, лишь бы другим было хорошо. Совсем другие установки. Но это вы с Ваней, психологом нашим, поговорите. А что? Чем он-то вас заинтересовал?
- Есть косвенные данные, Юра, что он бывший лагерник.
- Исключено, - резко бросает Аристов.
- Почему? - столь же быстро спрашивает Гольцев.
- Лагерник и спальник?! Б ольших врагов трудно представить. Невозможно. Даже не антиподы, а... ну, не знаю, с чем сравнить. Вы бы слышали, как парни говорят о лагерниках. К надзирателям нет такой ненависти. И страха. Да, и сейчас боятся. Больше, чем врачей. И ненавидят. Нет. Или индеец - не спальник, или этот пацан - не лагерник. Но индеец - спальник. Слайдерам не верить в этом нельзя. И ещё... если даже допустить невероятное, невозможное... то один вопрос.
- Как парень спасся?
- Нет, Саша. Это я как раз могу представить. Были... ладно. Но как он сохранил психику? Не здоровье, нет. Допускаю и туберкулёз, и отбитые почки и печень, и весь желудочно-кишечный букет, и всё прочее, что только можно предположить...
- Нет, - вмешивается он после долго молчания, так что забывшие о нём собеседники удивлённо поворачиваются к нему. - Нет, парень не казался больным. Я, конечно, не врач, но на мой взгляд... ничем от остальных не отличался.
- Вот! - торжествующе кивает Аристов. - В поведении адекватен?
- Да, - твёрдо отвечает он. - Полностью.
- Так что не лагерник он, ребята, нет.
- Мг, - Гольцев задумчиво строит из обгоревших спичек башню. - Ну, ладно, ну, допустим... хотя... не договариваешь ты, Юра, есть у тебя... ещё кое-что.
- Исключительно для служебного пользования по категории врачебной тайны, - "канцелярским" тоном отвечает Аристов.
- Ну, да ладно, - неожиданно покладисто соглашается Гольцев. - Найду, где ещё поспрошать. А вот с ними, с Бредли и Трейси, ты об их пастухах говорил?
- Я попросил их при встрече передать индейцу, что того ждут в госпитале. Ждут остальные.
- И что?
Аристов пожимает плечами.
- Обещали передать. Если встретят.
- А о втором спросил?
- С какой стати? - Аристов чуть насмешливо изображает недоумение.
- Спроси, Юра, - очень мягко говорит Гольцев. - Может, тебе они чего и скажут.
И твёрдый, даже жёсткий ответ Аристова:
- Спасти свою психику лагерник мог только амнезией. Вернув память, мы вернём и всю полноту страданий. Как врач я против.
Гольцев задумчиво кивает...
...Вот и поворот на подъездную дорогу. Теперь все воспоминания побоку. Хотя задело Бешеного очень серьёзно, раз на поморский говор стал срываться. А здесь что? Ездят не часто, колея слабо намечена, но дорога хорошая, чувствуется, что её делали, и делали недавно. Старцев сбросил скорость, аккуратно вписывая машину в повороты. Тишина и безлюдье. Погудеть, что ли? Чтоб не заподозрили, что он подкрадывается, да нет, будет уж слишком нарочито.
Когда-то дорога видимо упиралась в Большой Дом, но теперь она делала плавный поворот, огибая полуобгоревшие развалины, и заканчивалась просторным хозяйственным двором. Явно хозяйственные постройки, сараи, загоны для скота, колодец с насосом... Старцев остановил машину, выключил мотор и сразу услышал стук движка и людские голоса. Его, разумеется, заметили. Но никакой суматохи, беготни... Старцев вышел из машины и огляделся. И где же Бредли с Трейси? А, вон и они.
Высокие, одетые оба по-ковбойски, они подошли к машине почти одновременно с двух сторон.
- Добрый день, капитан.
- Рады вас видеть, капитан.
- Добрый день, - ответно улыбнулся Старцев.
"В клещи однако берут классически", - усмехнулся про себя Старцев, забирая из машины портфель.
- Как доехали?
- Благодарю, прекрасно.
- Как раз успели к ленчу, - добродушно улыбнулся Фредди.
Так за разговором и шутками они прошли по хозяйственному двору к маленькому домику под двухскатной крышей на отшибе. Веранда-холл во всю длину дома явно не обжитая, но чистая, две двери, правая гостеприимно приоткрыта.
- Прошу, капитан.
Комната одновременно и просторна, и заставлена. Огромный украшенный белым мрамором камин с фигурной старинного литья решёткой, дальше у стены узкий высокий бар, в этих местах такие обычно прикрывают вделанный в стену сейф, перед камином два кресла, когда-то кожаных, а сейчас обитых явно первой попавшейся под руку тканью, перед окном большой двухтумбовый письменный стол, тоже в следах свежей починки, шкаф, неширокий диван, в углу высокие напольные часы, стёкол ни в циферблате, ни в футляре нет, но блестящий маятник с выгравированной на диске розой ветров ходит ровно и бесшумно.