- Машина, - вдруг заявил по-русски Мишка, показывая на выезжавший из-за хозблока к воротам грузовик.
- Верно, сынок, - по-русски ответил Чолли. - Машина.
- Машина, - тут же сказала и Светка и, увидев идущего навстречу коменданта. - Дядя.
- Дядя, - согласился Чолли и чуть крепче прижал детей к себе.
Комендант улыбнулся им и остановился. Остановился и Чолли.
- Автобус после завтрака будет, - комендант говорил медленно, давая успеть понять русские слова. - Тогда и отсек сдашь.
Чолли понял.
- Да, после завтрака. Спасибо.
- Не за что.
Комендант улыбнулся серьёзно глядящим на него малышам и пошёл дальше. А Чолли зашагал к их бараку.
- Дядя ха'оший? - с сомнением в голосе спросил по-русски Мишка.
- Да, - убеждённо ответил Чолли. - Этот хороший.
Кто-то придержал ему дверь, пока он входил.
- Спасибо, - сказал по-русски Чолли.
И по-русски же, тщательно выговаривая ещё явно непривычное слово, ему ответили:
- По-жа-лу-йс-та.
В тамбуре Чолли опустил детей на пол: дым-то поверху, чего им его нюхать.
- Привет, - окликнул его Тим. - Уезжаешь, слышал?
- Привет, - кивнул Чолли. - Завтра, после завтрака.
Они говорили, перемешивая русские и английские слова. Как и большинство вокруг.
- До Рубежина?
- Нет, я же в Ополье. Туда через Городню. До самой границы на автобусе обещали.
- Удачно.
- Н-ну! Как твои?
- Завтра врач придёт, посмотрит, - Тим усмехнулся. - Прыгают, лежать не хотят.
- Значит, здоровы, - авторитетно сказал Чолли.
- Совсем у мужиков ума нет! - вдруг обрушилась на них какая-то женщина. Лицо её показалось Чолли знакомым, но имени он вспомнить не смог. - Что ж ты их на сквозняке, да ещё в дыму держишь?! Вот доверь мужику дитё, а ему лишь бы язык почесать!
Чолли и Тим, внешне не обращая на неё внимания, закончили разговор и разошлись по своим казармам.
* * *
Поезд шёл, останавливался, снова шёл. Сквозь сон Эркин чувствовал эти остановки, слышал чьи-то шаги и голос проводника:
- Ну, куда я вас... и так под завязку... лезьте на третью и чтоб без звука... а литер твой где?... Давай, давай по-тихому, проспись сначала... всё-всё, чтоб я тебя не видел и не слышал, летун... Не видишь, что ли... давай сюда, дочка, здесь поспокойнее...
Слышал, но не просыпался, смутно ощущая, что его это не касается, что ни Жене с Алисой, ни ему это никак не угрожает. А на одной из остановок его почти разбудил какой-то странный шорох, будто кто-то скрёбся о стенку вагона. Он даже приоткрыл глаза и приподнял голову, но в вагоне было темно, а шумный храп и чьи-то голоса сразу заглушили этот шорох. Эркин уронил голову на подушку и опять заснул.
Первой проснулась и забарахталась, пытаясь добраться до окна, Алиса. И разбудила Женю.
- Тише, Алиса, - Женя села, протирая глаза. - Перебудишь всех.
- Ну, мам, уже утро, - возразила Алиса и ойкнула: - Ой, мама! Что это?!
Вагон заливал мягкий и очень... светлый свет, не солнечный, а какой-то... белый. Женя повернулась к окну. И увидела белую равнину до горизонта. И белое небо. Снег? Да, ну конечно, это же снег.
- Это снег, Алиса.
- Так много? - удивилась Алиса. - А почему он не тает?
- Потому что зима, - ответила Женя.
Она посмотрела на часы и ахнула. Господи, уже десятый час, уже день. Надо привести себя и Алиску в порядок. А Эркин? Женя встала и посмотрела на верхнюю полку. Эркин лежал на спине, закинув руки за голову, и спал. Женя сразу отвела глаза, зная, как легко будит его её взгляд. Спал и Владимир, лёжа на своей полке, и ещё кто-то на второй верхней.
Алиса сидела и смотрела в окно, а Женя, стараясь не шуметь, сложила одеяло, закатала его вместе с подушкой в тюфяк и поставила получившийся рулон в угол за спиной Алисы.
- Мам, я лучше сяду на него. А то плохо видно.
- Хорошо, - согласилась Женя. - Но сначала умоемся.
Она взяла полотенце, подождала, пока Алиса обуется, и повела её в уборную.
Вагон спал. Храп, вздохи, сонное бормотание, свисающие с верхних полок угол одеяла или пола шинели... А уже возле двери в тамбур с уборной им встретился проводник.
- Доброе утро, - улыбнулась Женя.
- И вам доброе, - ответно улыбнулся он, встопорщив серо-жёлтые от седины и табака усы. - Чай будете брать?
- Да, спасибо, - кивнула Женя.
- Придёте тогда ко мне. Но кружки свои берите, стаканов нет.
- Хорошо, - согласилась Женя.
В уборной было чисто и совсем не чувствовался запах спиртного. Женя умыла Алису, привела её в порядок и, велев ждать её снаружи и никуда не уходить, занялась собой.
Эркин потянулся во сне и, повернувшись набок, едва не упал. Он открыл глаза и сразу зажмурился: таким белым был заливавший всё свет. Что это? Кафель?! Опять... он даже застонал от этой мысли.
- Что? - насмешливо сказали по-русски. - Голова болит после вчерашнего?
Русская речь успокоила Эркина, и он снова открыл глаза.
Да, это вагон, вон спит Владимир, а кто ж ему сказал?
На верхней полке напротив него круглое и, несмотря на красноватый загар, белое лицо, щедро усыпанное веснушками, короткие светлые, как выцветшие, волосы, круглые светло-синие глаза... но это же женщина! В форме. И шинель вместо одеяла. Эркин поглядел вниз и, увидев, что нижняя полка уже пуста, постель убрана, а Жени с Алисой нет, сел на своей полке, едва не стукнувшись о верхнюю полку, откуда слышалось чьё-то многоголосое посапывание. Застегнуть джинсы и намотать портянки было минутным делом. Перегнувшись, Эркин достал из-под столика свои сапоги, обулся и спрыгнул вниз. Рубашку он ни застёгивать, ни заправлять не стал: всё равно сейчас в уборную пойдёт, обтираться будет. И постель сворачивать не стал, только расправил и уложил ровным слоем одеяло. Женщина по-прежнему наблюдала за ним, но этот взгляд не тревожил. Ему стыдиться нечего. Вошла Женя с Алисой и ахнула, увидев его.
- Ты уже встал? Мы разбудили тебя?
- Нет, я сам проснулся.
- Ага, ты тогда иди, умойся, там сейчас никого народу нет, и завтракать будем. Я чаю сейчас у проводника возьму, горячего, - быстро и радостно говорила Женя.
Эркин кивнул и вытащил из мешка своё полотенце, взял у Жени мыло.
То ли поезд шёл ровнее, то ли он вчера пьяный был, а за ночь проспался, но шатало его гораздо меньше. Он прошёл по тихому, заполненному белым светом вагону в уборную. Где с наслаждением скинул рубашку и обтёрся до пояса холодной водой, а потом долго полоскал рот. Нет, пьяным он себя не чувствовал, и не скажешь, что во рту неприятно, вот тогда в Бифпите, они как-то с Андреем выпили, вернее, напились, никак нельзя было отвертеться, нет, ещё раньше, на перегоне, да, когда спустились на основную дорогу и встретились с остальными цветными пастухами, вот тогда они напились, еле до своего костра добрели, и Фредди им ещё сказал, чтоб с головой не заворачивались, а то от собственного перегара задохнутся... И как всегда воспоминание о Фредди заставило его нахмуриться. Он ещё раз умылся, растёр лицо и торс полотенцем, встряхнул несколько раз рубашку и оделся. Застегнув все пуговицы, кроме самой верхней у горла, он заправил её в джинсы и оглядел себя в зеркало. Нормально. Рубашка тёмная, долго не занашивается. И ничего-то ей не делается, удачно он её тогда в имении прихватил. Кто-то тронул ручку двери, и Эркин понял, что пора уходить. Он открыл дверь и вышел. Да, вовремя он успел, уже трое в очереди и ещё подходят.
Когда он вернулся в свой отсек, на третьих полках ещё спали, во всяком случае, оттуда доносились сопения и похрапывания. Владимир уже проснулся, но ещё лежал под одеялом. На столе дребезжали кружки с дымящимся чаем, а Женя делала бутерброды, выскребая из банки остатки тушёнки.
- С добрым утром, Эрик, - оторвалась от окна Алиса.
- И тебе с добрым, - улыбнулся Эркин, забрасывая полотенце и мыло в сетку над своей полкой. - И всем доброе утро.