- Да, Фредди, а почему я не должен о них беспокоиться? Ты уже заказал:
- Нет, - голос и поза Фредди оставались по-прежнему безмятежными. - Перед мэрией как раз две в аккуратных таких кадочках. И ни одного фонаря.
Джонатан замер с открытым ртом и через секунду захохотал так, что облил себя кофе.
- Ты...! - наконец выдохнул он залихватское ковбойское ругательство. - Ты с ума сошёл!
- Рождество должно быть весёлым! - убеждённо ответил Фредди. - Ты не обжёгся?
Джонатан отсмеялся, вытер глаза и джинсы, налил себе ещё одну чашку, уже тоже пополам с коньяком.
- Это ты про Рождественские угоны, что ли, вспомнил?
- Н-ну! Забыл, как веселились?
- Особенно в отстойнике. Ладно, ёлки завезут, это не проблема. Могут себе и сами купить.
- Я обещал Стефу от нас.
- Тогда, конечно, - сразу кивнул Джонатан. - Так что, ковбой, делаем настоящее Рождество?
- Повторю за Стефом. Хэллоуин нам испоганили, неужто и Рождества не будет?
Джонатан залпом допил кофе и встал.
- Да, и это главный резон. Всё правильно, Фредди, делаем настоящее Рождество. Расчёт я сделаю.
- Деньги у нас на выплату есть?
- Не трухай, ковбой. Счета не тронем.
Фредди тоже допил и встал. Вдвоём они навели порядок в баре.
- Да, Джонни, вот ещё что. Корма надо на мелкую фасовку рассыпать. Роб сегодня с мелюзгой все мешки собрал и отсортировал. Поставить с утра всех мужчин, и до ленча сделают.
- Элементарно, - кивнул Джонатан. - У Молли уже заметно?
Фредди пожал плечами.
- Понятно, - Джонатан усмехнулся. - Согласен. До ленча сделаем и поставим Сэмми на фургон.
- Согласен, - слегка передразнил его Фредди. - Ну, всё, пожалуй, - и, уже выходя из комнаты, сказал торжественным тоном, как клятву дал: - А на Рождество в оттяг повеселимся!
Джонатан вздохнул и стал стелить постель. Веселиться в оттяг, конечно, неплохо, но как бы аризонских шуток всерьёз не приняли. Здесь всё-таки Алабама. А Фредди, похоже, завёлся и собирается веселиться на всю катушку. Джонатан невольно хихикнул, вспомнив, как они тогда в компании ещё с тремя ковбоями перепутали в рождественскую ночь стада, аккуратно перегнав их по кругу. Шуму было... приятно вспомнить. Стадо цело, тёлочки не пропало, но в чужом загоне, а в твоём чужое стадо. Были чёрные мохнатые галлоуэи, а теперь светло-серые гладкие хайленды., а галоуэев и след простыл. Разобрались быстро, но ржали... полгода. И потом долго вспоминали. Но здесь... здесь не поймут. Джонатан ещё раз вздохнул и лёг. Ему тогда было где-то шестнадцать, и эта ночная скачка, угон без кражи... хорошо было!
* * *
От утренней лёгкой дремы после завтрака Рассела разбудили голоса. Он даже не сразу сообразил, откуда этот многоголосый крик и хохот, столь не свойственный обычным шумам подобных заведений. А подошёл к окну и увидел: ночью, оказывается, выпал снег, и спальники теперь убирали свою площадку, увлечённо перебрасываясь снежными комками. Было странно и даже трогательно видеть взрослых - во всяком случае, физиологически - мужчин за детской игрой. Рассел невольно рассмеялся, наблюдая за шутливой баталией. Да, ни разу грань между игрой и дракой не нарушилась.
Он настолько увлёкся зрелищем, что не заметил, как за его спиной открылась дверь, и обернулся случайно, потянувшись за сигаретами. И оказался лицом к лицу с вошедшими. Обоих он знал. Доктор Жариков и... Северин, кажется, теперь его зовут именно так, а тогда... стоп, об этом не надо, во всяком случае, сейчас. Северин, как всегда, в штатском, но... опять же, не надо. "О запретном не размышляй".
- Здравствуйте, Шерман.
- Добрый день, джентльмены.
Они сели за стол, и Северин открыл папку.
- Следствие по вашему делу закончено.
- Приятно слышать, - улыбнулся Рассел. - И уже вынесен приговор?
- Суда не было, следовательно, нет и приговора, - чуть-чуть насмешливо ответил Северин. - Вынесено постановление о прекращении дела и освобождении вас из-под стражи.
Рассел медленно глубоко вдохнул. Этого он никак не ждал. Готовился ко всему, но к свободе... Правда, тут же выяснилось, что свобода несколько... ограничена. Его освобождают из-под стражи, но не выписывают. Ему возвращают его вещи, кроме оружия и литературы, переводят из камеры в палату, подробности режима ему расскажет доктор.
За этим разговором он даже не заметил: кто и когда занёс и положил на кровать его вещи. Костюм, плащ, портфель, отдельно в пакете всякая мелочь из карманов и деньги. Рассел расписался на предложенном ему листе, не читая текста и не пересчитывая денег, бросил ручку и задал удививший его самого вопрос:
- И хватит мне денег на оплату больничных счетов? - и, так как доктор не скрыл удивления, пояснил: - Арестанта содержит государство, а свободный человек платит за себя сам.
Северин холодно улыбнулся.
- Эти вопросы обсудите с доктором, - сложил свои бумаги и встал. - Честь имею.
Щелчок каблуками, чёткий поворот, и они остались вдвоём. Холодная на грани пренебрежения вежливость Северина не обижала, так как была полностью обоснованна. Разумеется, зафиксированный на обработочном столе "клиент" не мог тогда видеть сидящего в углу за аппаратурой, но... Информации у Северина вполне достаточно для однозначных выводов. Тем более, что они правильны и соответствуют истине. И надо отдать должное: держится Северин безупречно. И сейчас, и на тех допросах, где уже сам спрашивал и слушал ответы. Да, уникум - во всём уникум. Но об этом тоже не надо и тем более сейчас. Что там говорит доктор?
- С вашим делом ознакомились в Комитете защиты жертв и бывших узников Империи. Комитет согласен оплатить ваше лечение.
- Что?! - потрясённо переспросил Рассел. - Но я ни в какой комитет не обращался.
- Обратился я, - спокойно сказал Жариков. -Я считаю вас жертвой. И с моими аргументами согласились, - и встал. - Идёмте, Шерман. Я провожу вас в палату
- Мне... можно переодеться? - глухо спросил Рассел.
- Да, конечно. Я подожду вас в коридоре.
Да, разумеется, он понимает. Ему дают время прийти в себя, но... Роняя вещи, путаясь в рукавах и пуговицах, Рассел переоделся, рассовал по карманам пиджака содержимое пакета. А это что? Справка? Да, справка об освобождении. Её в бумажник, всё-таки документ. Ну вот... он оглядел камеру, да, всё-таки камеру, и вышел в коридор, неся непривычно лёгкий пустой портфель.
Ни Северина, ни конвоира, только доктор. Рассел подошёл к нему.
- Я готов.
- Всё взяли? Идёмте.
Через внутренний переход они перешли, как понял Рассел, в другой корпус. Здесь коридор был намного оживлённее. Больные в тёмно-зелёных пижамах, сёстры, врачи, посетители... И почти все здоровались с доктором. Ещё один переход, а здесь народу заметно меньше, и доктор открывает перед ним дверь.
- Заходите, Шерман. Это ваша палата.
Рассел огляделся и пожал плечами.
- Не вижу принципиальной разницы. Всё то же.
Жариков улыбнулся.
- Дверь не запирается и окно без решёток. Располагайтесь, бельё на кровати. С завтрашнего дня будете ходить в столовую и на процедуры, а сегодня привыкайте к новому месту.
И ушёл.
Рассел снова огляделся. Да, всё то же, и всё по-другому. Ну, что ж, будем устраиваться. Он поставил под вешалку портфель, повесил плащ и подошёл к окну. Милый парковый пейзаж. Снег делает его даже... изысканным. И тихо. Как же здесь тихо. И безлюдно.
Рассел отвернулся от окна, подошёл к кровати. Да, бельё, тёмно-зелёная пижама, даже шлёпанцы стоят наготове. Тумбочка у кровати, стол у стены, два стула, вешалка в углу, а костюм куда? О, даже плечики предусмотрена, именно костюмные. И отдельно для рубашки. А эта дверь куда? Ванная? Да, так и есть. Ну, будем обживать этот мир. Сколько его здесь продержат, неизвестно, а спешить ему... некуда, не к кому и незачем.
На подходе к своему кабинету Жариков увидел Леона и Алика. Оба уже переоделись, но явно ещё не успокоились и были там, в игре. Увидев Жарикова, они заулыбались.