- Поздно уже.
- Да, - он сразу разжал объятия. - Да, Женя. Спокойной ночи, так?
- Спокойной ночи, - улыбнулась Женя.
Эркин ушёл в кладовку, вытащил и развернул постель, разделся и медленно вытянулся на перине, завернулся в одеяло. Может, и обойдётся всё. Найдут они с Андреем подходящее место. Переедем туда и... и заживём. И впрямь погано здесь становится.
Рассел медленно закрыл книгу и откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы на затылке. Всё-таки он прав. Он победил в этом споре. Но спор заочный, и, побеждённый, к сожалению, никогда об этом не узнает. Как он и говорил, их рассудила жизнь. Развязала узел и завязала новый...
...Они идут по коридору. Матовые лабораторные двери без табличек. Кому надо - тот знает, а кому не надо - тому здесь делать нечего. Пористый пластик пола делает шаги бесшумными, как во сне.
- Денег у меня нет.
- Я слышу это, отец, каждый раз.
- Но на этот раз их действительно нет. Ничего нет.
- Многообещающее заявление. А что-нибудь у тебя есть?
- Да. Долги.
Он даже останавливается от неожиданности, и отец, не оборачиваясь, уходит. Он догоняет и подстраивается. И молчит. Отец никогда, ни при каких обстоятельствах не брал в долг. И никому никогда не одалживал. И того же требовал от него. Всегда.
- Отец, ты шутишь?
- Нет, - резко бросает отец.
- Отец... и много? Большие долги?
- Это не твоя проблема.
- Хорошо, но... - он хочет предложить помощь, но на ходу меняет фразу. - Зачем тебе это понадобилось?
- Это моя проблема.
Но всё-таки отец замедляет шаг и нехотя начинает объяснять:
- Я закупил материал для исследований. Это оказалось слишком дорого.
- С каких пор ты закупаешь материал на свои деньги? И почему ты не обратился ко мне?
- Я сказал, что это не твои проблемы.
Отец останавливается перед глухой железной дверью в конце коридора и начинает её отпирать. Ключ-печатка, сейфовый ключ, предохранитель... однако, мощное сооружение. Он повторяет это вслух.
- Я не могу рисковать, - отмахивается отец. - Входи.
Отец пропускает его, тщательно запирает дверь, и несколько мгновений ожидания в полной темноте. Он слышит тяжёлое болезненное дыхание нескольких людей и начинает догадываться. Отец включает свет. Стандартный лабораторный блок из лаборатории, соединённой с холлом и камерой для материала, отделённой решетчатой стеной. В камере... он подходит поближе. Да, камера автономная, со своей канализацией. На полу тонкая циновка. И сколько тут особей? Пятеро? И, чёрт возьми, все спальники!
- Отец?!
- Да, - отец роется в шкафу, достаёт банку сухой смеси, раскладывает смесь по мискам и заливает водой из крана. На ложку смеси две кружки воды. - Да, на них ушли все деньги. А сейчас они прожирают мою зарплату.
Отец подходит, и они, стоя рядом, рассматривают через решётку тёмные обнажённые тела. Два негра, трёхкровка, мулат, метис. Но...
- Но это же сумасшедшие деньги, отец!
- Без тебя я бы этого не заметил.
- Зачем это тебе?
- Я хочу выяснить некоторые вопросы.
Тяжёлое хриплое дыхание, судорожные подёргивания, закаченные в полуобмороке глаза.
- Я специально купил разного возраста. Хочу проследить закономерность.
- И что ты с ними делаешь?
- Наблюдаю и фиксирую. Два пали. Проанатомировал.
- Болевой шок?
- Если бы это были люди, я бы поклялся, что суицид. Редкий способ самоудушения. А здесь...- отец пожимает плечами.
Он снова рассматривает спальников. И наталкивается на ненавидящий бешеный взгляд. А этот... ого?!
- Отец, это что, просроченный?
- Да. Двадцать пять полных.
- Он-то тебе зачем?
Отец улыбается.
- Мне интересно, сколько он протянет. Такой, понимаешь ли, активный.
- Отец, это всё исследовано в питомниках.
- Я их сейчас осмотрю и накормлю. А потом поговорим.
Отец достаёт и собирает дубинку-разрядник. Длинный тонкий стержень с шипастым шариком на конце и толстой рукояткой-футляром. Нажимает кнопку, проверяя заряд. С шарика слетают голубые искры.
- Тебе помочь?
- Я ещё справляюсь.
Отец отпирает решётку. Становится очень тихо, потому что спальники затаили дыхание.
- Уже не кричат?
- Отучил, - отец взмахом дубинки приказывает крайнему слева встать и выйти.
Он смотрит, как с трудом поднимается и, широко расставляя ноги, выходит молодой - лет девятнадцати, не больше - негр. Что-то хрипит, умоляет не трогать его, но, повинуясь взмаху дубинки, залезает и ложится на лабораторный стол. Отец быстро пристёгивает фиксирующие ремни и начинает работу, не обращая внимания на сдавленные всхлипы и стоны, делает записи. Гениталии воспалены и болезненны, это же и так видно. Ему становится скучно, и он отворачивается, рассматривая неуютный лабораторный холл. Зачем это отцу? Весь процесс уже давно описан, обе стадии известны. Процент летальности тоже. Зачем? Дикий нечеловеческий вскрик заставляет его вздрогнуть и обернуться к отцу. А, пункции семенной жидкости. И не катетером, что тоже весьма болезненно, а шприцем, прямо из семенника. И тоже, в принципе, ничего нового дать не может. Ударом по лицу отец заставляет негра замолчать, заканчивает осмотр, отстёгивает ремни и рычагом наклоняет стол, скатывая спальника на пол. Тот лежит, вздрагивая всем телом. Плачет, что ли?
- Ты хотел помочь, - отец улыбается. - Поставь ему миску вон там. И посмотри, что будет.
Он пожимает плечами и выполняет просьбу. Это тоже известно. Болевая деградация. Распад личности. Да, увидел или учуял, ползёт к миске. Нет, не стал лакать, взял в руки и пьёт через край. И остатки выбирает рукой, а не вылизывает. Второй, третий, четвёртый... Всё одно и то же. Крики, захлёбывающиеся после ударов по губам. А ведь бьёт отец несильно, без крови. И разрядник ещё ни разу в ход не пустил, только держит всё время под рукой. А дверь камеры каждый раз запирает и снова отпирает. Да, без лаборанта, это сильно затягивает процесс.
- Возьми, - отец даёт ему второй разрядник. - Подстрахуешь меня.
Да, с просроченными надо осторожно. Они непредсказуемы. Недаром спальников старше двадцати пяти держать запрещено. Но этот сейчас тихий, даже несколько заторможенный. В отличие от остальных ни о чём не просит. И молчит. Хотя отец специально трогает болевые точки. Чувствительность понижена? И к миске не пополз, пошёл. Явно ведь через боль.
- Что-то он тихий сегодня, - отец подмигивает ему. - Не иначе как тебя испугался.
Грязные миски летят в раковину. Отец быстро обмывает их и оставляет сохнуть, вытирает руки.
- Анализы потом. А теперь поговорим.
В холле угловой жёсткий диван и маленький столик. Они садятся и не рядом, и не напротив. Отец закуривает и бросает на столик пачку сигарет. Он кивает и достаёт свои.
- Зачем это тебе, отец?
- Мне интересно. Первое. Насколько неизбежна летальность. Второе. Какие изменения в психике. И третье. Обратим ли процесс.
- Что?!
- Ну да, - отец довольно смеётся. - Можно ли перегоревшего спальника сделать опять рабочим.
- И спальника нормальным, - иронически заканчивает он фразу.
- Нет, это уж доказано, процесс необратимый. А вот здесь... здесь я хочу ещё кое-что попробовать.
- А просроченный тебе зачем?
- Хочу проследить все стадии. И психику.
Он задумчиво кивает.
- А меня зачем вызвал? Наладить аппаратуру?
- И это, - кивает отец. - И я думал, ты заинтересуешься этим аспектом.
Он пожимает плечами.
- У меня своя работа, отец. Но... если тебе нужно протестировать их... В принципе я не против, хотя ничего нового... Да и реакции у них сейчас неадекватны. А просроченный... сколько у него?
- Второй месяц пошёл. Я купил его на Рождество.