Женя вздрогнула и открыла глаза. Ей показалось, что она произнесла это запретное имя вслух. Но пожилые джентльмены напротив были заняты своими газетами. Пронесло. Но рановато она расслабилась. И... где они сейчас? И как раз в купе заглянул проводник, встретился с Женей взглядом и улыбнулся.
- Джексонвилль через семь минут, миледи.
- Благодарю, - кивнула Женя.
Семь минут - это разбудить Алису, привести её в порядок и самой собраться.
- Эллис, проснись, малышка.
Алиса неохотно открыла глаза и села. Женя поправила ей волосы, помогла надеть пальто, надела на неё беретик, быстро накинула плащ, достала зеркальце и оглядела себя. Нет, кажется, не растрепалась.
Поезд плавно замедлял ход, вкатываясь под вокзальный навес.
- Вот и приехали, - улыбнулась Женя Алисе, вставая и беря её за руку.
Попутчики вежливо приподняли шляпы. Женя ответила им столь же вежливыми кивком и улыбкой и вышла из купе.
Когда они уже покинули вокзал, Женя озабоченно спросила Алису:
- Ты дойдёшь сама? Или взять на ручки?
Алиса посмотрела на неё и вздохнула:
- Я постараюсь.
- Ну и умница. Пойдём.
- Мам, а Дрыгалка моя где?
- У меня. Дома поиграешь, хорошо?
Но Алиса надула губы, и Женя решила уступить. В Гатрингсе она же разрешила играть на улице, так что всё должно быть по справедливости. Женя достала из кармана плаща меховой комок и надела петлю от резинки на ладошку Алисы. И теперь та шла рядом, в такт шагам выбрасывая и ловя игрушку.
Так они шли по Мейн-стрит, на минутку остановились у витрины игрушечного магазина, и Алиса с полным удовлетворением отметила, что такой Дрыгалки там нет. А мама это заметила? Заметила, конечно.
Они шли долго, очень долго. Но наконец дошли. Их забор, их калитка. Женя достала ключи, но Алиса толкнула калитку, и та открылась перед ними.
Дверь сарая открыта настежь, и в его глубине возится, чем-то громыхая, Эркин. Женя, крепко сжимая на всякий случай руку Алисы, прошла мимо. Нижняя дверь открыта, лестница только что вымыта, верхняя дверь не заперта, в кухне булькает на плите чайник.
- Вот мы и дома.
- Ага, - выдохнула Алиса, закрывая глаза.
- Ты спишь уже? - смеялась Женя, раздевая её. - Сейчас ляжешь, моя маленькая, зайчик мой.
- Ага-а, - соглашалась Алиса, покорно крутясь под её руками.
Когда Женя уложила Алису, в кухне грохнула об пол вязанка. Женя ещё раз подоткнула одеяльце и вышла в кухню. Эркин, сидя на корточках перед плитой, поправлял огонь.
- Чайник уже кипит, - сказал он, не оборачиваясь.
Женя молча подошла и села рядом с ним, ткнулась лбом в его плечо, обняла. Эркин потёрся щекой об её волосы.
- Женя, я ещё воды принесу сейчас и закрою всё, хорошо? - его шёпот словно погладил её.
Женя с трудом оторвалась от него и встала.
- Да. Воды хватит, я сейчас приготовлю что-нибудь.
- Ты устала, не надо.
Но Женя уже хлопотала у шкафчика и стола.
- Нет, я быстро. Ты закрывай всё и поднимайся, уже темнеет.
- Ага.
Выходя из кухни, Эркин захватил вёдра, и Женя только покачала головой. Молчаливое упрямство Эркина было ей уже хорошо знакомо. Ну что, яичницу, что ли, быстренько сделать? Да, окна в комнате, чтобы со двора не увидели.
Женя задёрнула и расправила шторы, зажгла лампу и побежала на кухню, где уже накалилась сковородка. Три яйца. Ей одно, Эркину два. И чай заварить.
Эркин внёс в кухню полные вёдра, вышел в прихожую запереть дверь и прошёл в кладовку переодеться.
- Эркин, у меня готово уже.
- Да, - сразу откликнулся он. - Иду.
Женя накрыла на стол, загородила лампу маленькой складной ширмой, выложила из сумочки остатки шоколада и ещё одну плитку, повернулась к двери и едва не столкнулась с Эркином, который нёс сковородку с шипящей и стреляющей яичницей и чайник.
- Куда прикажете ставить, мэм?
Его плутовская улыбка обожгла Женю, словно солнечный зайчик ударил в лицо. Эркин поставил чайник и сковородку на стол, сел на своё место и, всё ещё улыбаясь, ожидающе посмотрел на Женю. Она негромко, чтобы не разбудить Алису, засмеялась в ответ и села к столу, разложила яичницу по тарелкам.
- Ты ел что-нибудь в городе?
- Ага, - Эркин энергично расправлялся с яичницей. - Вкусно как, Женя. У вас как, всё порядком обошлось?
- Порядком, - улыбнулась Женя. - Мы отлично прогулялись. Бери ещё. Я больше не хочу. Бери-бери, мы очень хорошо пообедали в Гатрингсе.
Эркин недоверчиво посмотрел на неё, но она уже положила ему на тарелку остатки яичницы, налила чаю.
- Ты рано вернулся?
- Ну, я сразу на шоссе пошёл и на попутке поехал, - Эркин улыбнулся. - На русской машине. В кабине ехал. Как... как лендлорд. Уф, вкусно как, спасибо, Женя.
- На здоровье.
Женя смотрела, как он пьёт чай, и скручивала шоколадную фольгу в две длинные узкие полоски. Одну обернула себе вокруг правого безымянного пальца, проверила, как снимается и надевается колечко. Эркин рассеянно смотрел на неё, о чём-то задумавшись, и вздрогнул, когда она взяла его за руку.
- Что?
- Подожди, сейчас объясню.
Женя сделала ему такое же кольцо на безымянный палец правой руки, сняла и положила рядом со своим. Она придумала это ещё в Гатрингсе и специально купила перед отъездом плитку в золотой, а не в серебряной, как обычно, фольге.
- Эркин, ты знаешь, что мы сегодня сделали?
- Ну-у, - Эркина насторожил её торжественный тон, и отвечал он потому неуверенно. - Ну, документы получили. Ну-у, - и вдруг догадался: - Мы поженились, так?
- Так, - кивнула Женя. - Когда люди женятся, они дают друг другу клятву.
- Что?!
- Да. Теперь так, - она надела ему на мизинец своё колечко, а его на свой палец, встала, потянув его за собой. - И повторяй за мной. Я, Евгения Маликова...
Она сделала паузу, и Эркин, уже начиная понимать, сказал внезапно пересохшими губами:
- Я Эркин Мороз...
- ...В здравом уме и твёрдой памяти...
- В здравом уме и твёрдой памяти.
- ...Беру тебя в супруги...
- Беру тебя в супруги.
- ...И обещаю тебе...
Женя говорила торжественно и даже чуть сурово, сразу и вспоминая, и придумывая. И Эркин повторял за ней таким же строгим тоном.
-... Любовь и верность... в здоровье и болезни... в радости и печали... рядом и вдалеке... и клянусь в этом... и только смерть разлучит нас.
Эркин нахмурился и впервые не повторил, а сказал по-своему.
- И даже смерть не разлучит нас, - и, отвечая на удивлённый взгляд Жени, упрямо сказал: - Я и там буду верен тебе.
- И я тебе, - кивнула, соглашаясь, Женя. - А теперь меняемся кольцами. Вот так. И ты мне надень. Ага. И поцелуемся. Вот теперь всё по правилам.
Эркин всё ещё обнимал её, и Женя засмеялась и тут же заплакала.
- Ты что? - испугался Эркин. - Женя?
- Ничего, - она прижалась щекой к его груди и всхлипнула. - Я о маме подумала. И папе. Они были бы так счастливы. У меня свадьба, а их нет.
Эркин молча обнимал её, прижимая к себе. Он не знал, что сказать, он о таком не думал, старался не думать. Зибо... Зибо бы обрадовался... да нет, старику такое и в страшном сне бы не привиделось. И не считал он никогда Зибо отцом, это была насмешка белых над Зибо и над ним, только старый раб-дурак мог поверить. Нет, но... но Женя...
Женя всхлипнула в последний раз и подняла голову.
- Ох, извини, Эркин, у нас радость, а я плачу.
Эркин осторожно поцеловал её в глаза, собирая губами слёзы.
- Ничего. Я... я просто... я не знаю, что надо говорить, Женя.
- Ничего и не надо, - засмеялась Женя. - Мы сейчас чай ещё будем пить. С шоколадом.