— Нет, не будет. Ты имеешь на это право, Ларри. Значит, Лоуренс Левине, так?
— Да, сэр.
— Хорошо, — Джонатан быстро заполнял карточку. — И сын, так?
— Да, сэр, — и вдруг неожиданное: — Скажи сам, сынок, как тебя зовут.
И тихое, но уверенное:
— Марк, масса.
— А полностью, — твёрдо сказал Ларри. — Назови своё полное имя.
— Маркус Левине, масса.
Джонатан невольно вскинул глаза. Маркус Левине?! Это же…
— Маркус Левине должен жить, сэр, — тихо сказал Ларри.
Он явно сдерживал себя. "Ну да, заговорит громко, — понял Джонатан, — зайдётся кашлем". Бесшумно зашёл Фредди. Мальчишка бросил на него быстрый взгляд и теснее прижался к острому плечу Ларри. Джонатан заполнил карту. И уже догадываясь, что услышит, спросил дату рождения мальчишки.
— Шестнадцатое февраля, сэр.
Да, правильно, дата смерти старика Левине. Ларри ничего не забыл.
Джонатан закончил работу с картой и посмотрел на Фредди. Тот кивнул. Ларри заметив и взгляд, и кивок, мягко, но решительно подтолкнул мальчишку к двери.
— Иди. Иди к Мамми, она скажет, что тебе делать.
Когда за малышом закрылась дверь, Фредди подошёл к столу и сел.
— Ларри, — с усилием начал Джонатан, — тебе… объяснили, в чём проблема?
— Да, сэр. Если вы позволите… Я понимаю, что это надо, что иначе нельзя… но… — Ларри беспомощно развёл руками.
— О парнишке не беспокойся, — спокойно сказал Фредди. — Мамми присмотрит за ним.
— Да, сэр, конечно, — Ларри сглотнул, пересиливая кашель. — Когда я должен ехать?
— Через два дня, — ответил Джонатан.
— Выедем затемно, — сказал Фредди. — Чтоб до закрытия успеть.
Помедлив, Ларри кивнул.
— И вот что, — Джонатан собрал в стопку и подровнял карточки. — Остальным, куда и зачем едешь, говорить не стоит, я думаю.
Ларри и Фредди кивнули одновременно.
— Да, сэр, разумеется, вы правы, сэр, — мягко сказал Ларри. — Я… пойду, сэр?
— Да, конечно.
Ларри встал, слегка поклонился им и ушёл.
Фредди подождал, пока затихнут шаги, и потёр щёку.
— Психует.
— Запсихуешь, — Джонатан быстро переложил карточки в алфавитном порядке. — Я сейчас к шерифу. Надо оформить документы.
— Да, в госпитале должен быть документ, удостоверение с печатью, а не твои слова, — кивнул Фредди. — Ну, и остальным заодно. Езжай, Джонни. Без проблем. Сделать тебе на дорожку?
Джонатан молча мотнул головой, укладывая в папку карточки и другие бумаги.
Они выезжали ещё в темноте.
Подготовив грузовик, Фредди положил в кузов два одеяла и пошёл в барак. Он был уверен, что все ещё спят, но в кухне горел свет и Мамми поила Ларри кофе.
— И за огольцом пригляжу, — услышал Фредди, входя в кухню.
Увидев его, Мамми расплылась в улыбке.
— Доброго вам утречка, масса Фредди. Кофе готовое уже.
— Спасибо, Мамми, не надо.
— Я скоренько, масса, — заторопился Ларри.
Он был уже в куртке, на полу рядом лежал маленький вещевой мешок.
— Пей спокойно, — отмахнулся Фредди. — Мы дней через десять будем, Мамми. Всё по-прежнему пускай идёт. А огород дочистите. Ботву сожгите и золу разбросайте и перекопайте.
— А и ясненько, масса, — закивала Мамми. — Сэмми с Ролом и сделают. Да и мальцы помогут. А, масса Фредди, может, ещё варенья наварить? И этого… Стеф говорил… кон-ти-фю-ру, — с трудом выговорила она по слогам.
— Вари, — кивнул Фредди. — Раз Стеф знает, как это делается.
Ларри допил кофе, взял завёрнутые в тряпку сэндвичи, засунул в свой тощий мешок и встал.
— Я готовый, масса.
— Тогда пошли, — встал и Фредди.
Как Фредди и рассчитывал, Джонатан уже сидел в кабине, но не за рулём, а на соседнем сиденье. Ларри кинул свой мешок в кузов, взялся руками за борт, но тут из неразличимо тёмных кустов вывернулось что-то маленькое, молча налетело на Ларри и повисло на нём. Фредди подсветил фонариком. Точно, мальчишка Ларри. Марк. Вцепившись обеими ручонками в куртку Ларри, он молча вжимался в неё всем телом. Ларри беспомощно поглядел на Фредди, прижимая к себе сына. На секунду растерялся и Фредди. Но к ним уже бежала Мамми.
— Ты как же это выскочил? Ну, на минуточку зашла поглядеть, а он за спиной…
Она ловко оторвала мальчишку от Ларри, прижала к себе.
— Я вернусь, — тихо сказал Ларри. — Мамми, ты вымой у меня всё горячей водой, выстирай там, пусть он у меня ночует.
— Вывари с едким, — сказал Фредди.
— А и поняла, масса, конечно, — закивала Мамми.
Ларри полез в кузов. Фредди сел за руль, и, уже отъезжая, они услышали отчаянный детский плач:
— Да-а, папку на Пустырь! Я опять один!
И гневное Мамми:
— Вот я тебя за такое! Нету Пустыря! По делу папку послали!
Фредди направил зеркальце на кузов. Сообразит Ларри лечь и одеялом накрыться? Сообразил. Ну, можно и скорость теперь прибавить.
Джонатан откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Фредди кивнул. Пусть поспит. В ленч поменяемся. Эти два дня были бурными.
С образованием семей все устоявшиеся порядки полетели кувырком. Уже на ужине мелюзга сидела не на одном конце стола с общей миской, а между новыми родителями и ели каждый из своей. В тот же день разгорелась грандиозная драка из-за того, чей отец сильнее, прекращённая мудрым решением Стефа выпороть всех, чтоб никому обидно не было. Что он немедленно и проделал своим поясом. Стеф вообще стал главным авторитетом по вопросам семейной жизни и семейного воспитания. Джонатан привёз из города шерифа и фотографа. Взрослых сфотографировали для удостоверений за счёт мэрии, а потом всех желающих для семейных альбомов уже за свои деньги. Джонатан выдал необходимые суммы в счёт зарплаты, и началось… Малышню срочно умывали и расчёсывали. И если с умыванием они ещё были знакомы, хотя и не одобряли, то расчёсывание вызвало у них такое возмущение, что шериф удрал в кабинет Джонатана и пришёл в себя только к концу бутылки бренди. А потом долго благодарил за доставленное удовольствие, дескать, такого цирка он, сколько жил, не видел. Фотограф смеяться не мог: на работе всё-таки — и его потом пришлось отпаивать виски. Шериф, отхохотавшись, очень серьёзно прошлёпал печати и торжественно вручил удостоверения, метрики и свидетельства о браке. И следующий день тоже толком никто не работал: обсуждали документы и фотографии. Ну, да ладно. Но ты смотри, как они все сразу… родителями стали. И малышня. Будто и впрямь всю жизнь так и было. Даже чудно.
— Тебя подменить?
— Выспался? — усмехнулся Фредди. — Отдохни пока. Слушай, Джонни, а раньше, до… в Империю, цветные к детям так же относились?
Джонатан с интересом посмотрел на него.
— Охота тебе это ворошить?
— Мне охота понять. Я знаю Эркина. И когда мне рассказывают, какая это бесчувственная тупая скотина и что за пять лет он ни разу не улыбнулся, за что и был прозван Угрюмым, то мне всё понятно. И про рассказчика тоже. Эркину дали в отцы старика-негра. Он и сейчас помнит это как обиду и издевательство. А эти… суки надзирательские треплют, что верили сразу и уже всерьёз считали таких… данных в дети своей кровью. Так это Эркин… такой особенный, или они врут?
Джонатан пожал плечами.
— Мне такое приходилось делать несколько раз. Инициатива была, сам понимаешь, не моя. Но что верили? Кто не верил, тот виду не подавал. Понимаешь, я тоже не ждал от наших… такой эйфории. Тоска по семье… Видимо, так. А раньше… Я мало обращал на это внимания. И вообще старался об этом не думать. Вообще о рабстве, о питомниках, торгах… Надо было принимать как должное или идти в лагерь. По политической статье.
Фредди кивнул.
— Понятно. Всё понятно, Джонни. Тогда об этом было лучше не думать.
— И сейчас не стоит, Фредди. Я подремлю ещё?
— До ленча отдыхай.
Джонатан поёрзал спиной и затылком по спинке, чтобы шляпа сползла на лоб, и затих.
Фредди закурил и мягко вывернул грузовик на шоссе. Пусть спит. Конечно, Джонни прав: не стоит в это лезть, ворошить прошлое. Что там было, как там было… важно, что есть сейчас. Живи настоящим. О прошлом забудь. О будущем не думай. Только ведь не забудешь…