— Во! — Колька, выпив, крутит головой. — Душевно сказал.
— Главное — по делу, — кивает Лютыч…
…Эркин вздохнул.
— Ничего не понимаю. Всё помню, а… а будто напился.
Женя рассмеялась.
— Ты просто устал. Шутка ли — такой день. Может, пойдёшь ещё поспишь?
Эркин задумчиво оглядел свою пустую чашку, но ответить не успел. Потому что позвонили в дверь, и Алиса бросилась в прихожую с радостным воплем:
— Опять гости! Я открою! — и после щелчка замка: — Баба Фима пришла! Здрасте!
— Здравствуй, здравствуй.
Баба Фима в своём неизменном платке вплыла в кухню.
— Чаёвничаете? Ну, чай да сахар вам. Возьми-ка, Женя.
Она выпростала из-под платка руки с цветочным горшком.
— Ой, — удивилась Женя. — Фиалка?
— Она и есть, — кивнула Баба Фима, усаживаясь за стол. — Ты её на окно поставь и до завтра не поливай, пусть привыкает, — и с улыбкой посмотрела на Эркина. — С похмелья никак?
Ласковая насмешка в её голосе не обидела его. Он снова потёр лицо ладонями и улыбнулся. Да, всё он вспомнил и, что делать, знает.
— Ну, так ты, Женя, — она снова улыбнулась, — ему не чаю, а рассолу бы огуречного налила.
— Спасибо, Баба Фима, — Эркин с улыбкой покачал головой. — Похмелье тем лечат, от чего опьянел, так?
— Ну, так, — кивнула Баба Фима.
— Ну, так я ж не рассолом вчера напился, — Эркин встал из-за стола. — Спасибо, Женя. Я, — и озорно улыбнулся: — я похмеляться пойду, — и вышел из кухни.
Женя, только сейчас сообразив, что Эркин так и сидел за столом в одних трусах, смущённо покраснела. Но Баба Фима успокаивающе кивнула ей.
— Ничего, Женя, это всё ничего.
В спальне Эркин надел рабские штаны, затянул узел и огляделся в поисках тенниски. Ах да, он же её вчера ещё с утра порвал, вернее, она буквально лопнула на нём и расползлась, когда он помогал ребятам из бригады затаскивать брус и доски для стеллажа — подарок от бригады на новоселье. Да, и он тогда снял, содрал с себя эти остатки и куда-то бросил. И уже до конца оставался только в штанах, даже штанины до колен засучил. Ну, так и сегодня сойдёт.
Он прошёл в кладовку, щёлкнул выключателем. Под потолком вспыхнула лампочка. Надо будет и сюда абажур купить. Он теперь знает, как это делать. И на боковые лампы, как их, да, бра над верстаком. Ох, какой же стеллаж вчера сделали! Во всю кладовку, с верстаком… Вот он сейчас все доски и загладит рубанком. Тогда можно будет вещи разложить, пока шкафы не купят. Вчера, когда размечали и укладывали доски, так и решили. Всё разметить и подогнать, а загладит и закрепит их он сам. Вот так. И вот так.
На кухне Баба Фима, прислушавшись к звуку рубанка, покачала головой.
— Это он так опохмеляется?
Женя, улыбнувшись, кивнула.
— Ну да. Он вчера от работы опьянел. Я его впервые таким видела, — и тут же поправилась: — Ой, нет, конечно, я же видела, как он с Андреем, это брат его, работают. Он… он в работе себя не жалеет.
Баба Фима вздохнула.
— Сто тысяч по трамвайному билету, а не парень. Он ведь и выпивки не любит, и к куреву спокойный, — Женя снова кивнула, и Баба Фима задумчиво продолжала: — Индеи, говорят, во всём такие. Ни в чём удержу не знают. Ни в любви, ни во вражде. А дружок его, ну, этот, высокий, чёрный, Тимой, вроде зовут, он, похоже, тоже… характерный. Ему когда, в ту субботу делать будем?
— Да, наверное, — кивнула Женя.
Они уже говорили об этом вчера. Зина было засмущалась, стала отнекиваться, что у них-то квартира хорошая, ремонта никакого не нужно, но на неё прикрикнули, что нечего обычай ломать. Ко всем сначала присматриваются, что за люди, а если видят, что стоящие, то уж надо помочь.
— Я к ней зайду сегодня, — сказала Женя, расставляя тарелки на сушке. — Посмотрим, обговорим всё.
— Зайди-зайди, — покивала Баба Фима.
— А может, — улыбнулась Женя, — может, сейчас и пойдём?
— А чего ж и нет, день на дворе, ежели и спали, — лицо Бабы Фимы было добродушно лукавым, — то уж встали наверняка.
Женя налила и поставила перед ней чашку с чаем.
— Попейте чаю, Баба Фима, пока мы соберёмся.
— И тоже дело, — одобрила Баба Фима.
— Мы в гости пойдём? — всунулась в кухню Алиса. — К Димке с Катькой, да? И я с вами, да? Ну, мам?!
— Ну, куда же без тебя, — засмеялась Баба Фима. — Садись вот. Пока мамка с папкой одеваются, посиди со мной.
— А чего мне делать? — спросила Алиса, залезая на стул.
— Потчевать меня, разговором занимать. Ты — хозяйка, а я — гостья, вот и давай, своё дело хозяйское сполняй.
— Ага-ага, — кивнула Алиса.
Женя быстро прошла в кладовку.
— Эркин, — он сразу обернулся к ней. — Переодевайся. Сейчас к Тиму пойдём. Ему в ту субботу беженское новоселье делаем, надо посмотреть, что и как.
Женя с улыбкой, любуясь им, смотрела, как он отложил рубанок, вставил доску на место в стеллаже и подбил её молотком, выбил из рубанка стружки, смёл их щёткой с верстака и быстро подмёл пол, у него теперь здесь было своё ведро для мусора с совком и веником.
— Женя, — Эркин встал перед ней, обтирая ладони о штаны, — я думаю, клеёнки купить, застелить полки. Оклеивать их, думаю, не стоит, а застелить… пойдёт, а?
— Пойдёт, — кивнула Женя.
— Я умоюсь ещё только.
Выходя из кладовки, Эркин уже привычно щёлкнул выключателем и закрыл дверь на задвижку.
Баба Фима как раз заканчивала свою чашку под светский разговор о погоде и преимуществах варенья перед конфетами, когда Женя вошла в кухню уже в платье и черевичках.
— Алиса, если хочешь идти, то давай, одевайся.
— Как для коридора, да? — слезла со стула Алиса. — Мам, а где теперь всё?
Женя, извиняясь, улыбнулась.
— А конечно, — кивнула Баба Фима. — Я подожду.
И наконец — Алиса в ботиках, пальто и фетровой шапочке, Женя в черевичках и платье с платком на плечах, Эркин в джинсах, тёплой рубашке и сапогах, а во главе процессии Баба Фима — все они пошли к Тиму. По коридору к лестнице, перешли в центральную башню, поднялись на четвёртый этаж, и вот двести сорок седьмая квартира. Эркин позвонил. И детский голос спросил из-за двери:
— Кто там?
Опередив взрослых, ответила Алиса:
— Димка, это мы!
— Мам! Пап! — раздался ликующий вопль вперемешку с щёлканьем замка. — У нас тоже гости!
Сам бы Дим, конечно, не справился бы с замком. Открыл Тим. Быстро оглядел пришедших и отступил, впуская в квартиру. Зина из-за его спины заговорщицки кивнула Жене и Бабе Фиме и стала шумно здороваться. Пока женщины ахали и целовались, Тим и Эркин осмотрели друг друга. Тим был по-домашнему: в рабских штанах и рубашке и новых кожаных тапочках на босу ногу.
— Ой, да не разувайтесь вы, — замахала руками Зина на попытку Жени снять черевички. — У нас ещё полы не такие, чтоб разуваться.
— Ну, давай, хозяйка, — кивнула Баба Фима. — Показывай, что у тебя тут и как.
Тим и Эркин одновременно посмотрели на Бабу Фиму, снова друг на друга и сдержанно улыбнулись.
— Давай, Тим, посмотрим, — предложил Эркин.
— Смотри, не жалко, — повёл плечом Тим.
Они не спеша пошли по квартире. Да, конечно, обои на месте, двери не расшатаны, на паркете никто костров не разводил, но поскоблить бы его не мешало. И натереть, как следует. О чём Эркин и сказал. Тим настороженно кивнул.
— Хорошая квартира, — заметил Эркин, переходя в следующую комнату.
Не отдавая себе в этом отчёта, он сейчас подражал Медведеву. Когда в среду после работы к нему домой пришли Медведев с остальными, они так же ходили, смотрели, хвалили и обсуждали, что, как и кто будет делать. Он тогда, наслушавшись, понял, что сам бы колупался месяц, а то и больше.
В одной из дальних комнат они остановились у окна.
— Обои я менять не буду, — сказал Тим и добавил: — Пока.
— И с обстановкой потянешь, — понимающе кивнул Эркин.
— Да. Ты тоже не всё ещё сделал, так?
— Дом закончен — пора умирать, — улыбнулся Эркин. — Слышал я такое. Да и… спешить некуда, у меня вся жизнь впереди.