— Разве чаем чокаются? — удивилась Женя.
— Ей ещё можно, — хмыкнул Владимир.
Эркин положил на стол свой пайковый пакет, достал нож. Владимир мотнул головой.
— Оставь. Вам до Иванокова больше ж не дадут, так? — Эркин вынужденно кивнул. — Ну вот. А Вам дитё кормить.
Эркин на мгновение опустил ресницы, молча вскрыл пакет, достал тушёнку и хлеб и стал делать бутерброды. Владимир с весёлым удивлением посмотрел на него, но промолчал. Сделав бутерброды с салом, Женя из фляги налила Алисе чаю.
— Ну, — Владимир взял свою кружку и поглядел на Эркина.
Эркин сел рядом с Женей и тоже взял кружку.
— Ну, за Победу!
— За Победу! — кивнул Эркин.
Четыре кружки со звоном столкнулись над столиком. Эркин, поднося к губам кружку, поймал краем глаза встревоженный взгляд Жени и улыбнулся ей.
Женя только пригубила, но мужчины выпили до дна и молча сосредоточенно накинулись на хлеб с салом и луком.
— По второй? — предложил Владимир.
— Мне хватит, — покачал головой Эркин, прикрывая ладонью свою кружку.
— Свою меру знать — великое дело, — кивнул Владимир, убирая флягу.
Эркин кивнул, молча жуя сало. Тёплая волна толчками окутывала его. Женя взяла флягу с чаем, чтобы налить им, но Владимир коротким жестом остановил её и, взяв её кружку с остатком водки, аккуратно и точно перелил поровну себе и Эркину.
— Как раз по глотку.
Эркин взял кружку, чувствуя, что голова остаётся ясной, что сегодня он её удержит.
— За что?
— За кого, браток. За тех, что не дожили, пусть земля им пухом будет, — вздохнул Владимир и строго поправил Эркина: — Когда в память пьют, то не чокаются.
Они выпили, и Женя тут же налила им чаю из фляги. Чай был ещё тёплым, и Владимир улыбнулся.
— На вокзале покупали?
— Ну да, в буфете.
— А я не успел. Не на тот перрон забрёл, так пока дошкандыбал, уже посадку объявили.
Эркин кивнул. Тёплый чай приятно освежил горящий от водки и лука рот. Владимир посмотрел на прильнувшую к Жене Алису и улыбнулся.
— Уморилась, синеглазка.
— Весь день в дороге, — ответила Женя, обнимая Алису.
Эркин допил чай и встал.
— Пойду, постель возьму, — и Владимиру: — Принести тебе?
— Спасибо, браток, — Владимир полез в нагрудный карман гимнастёрки. — Сейчас деньги дам. Рубль там?
— Потом, — отмахнулся Эркин, выходя из их отсека.
На выходе очередной толчок поезда шатнул его, так что пришлось ухватиться за стояк. Но пьяным он себя не чувствовал.
Эркин шёл сквозь галдящий, пьющий и поющий вагон, как через праздничный Цветной квартал. Пустые боковые полки и набитые под завязки отсеки, а кое-кто уже спал, завернувшись с головой в шинель или одеяло.
В крохотном, забитом полосатыми толстыми рулонами купе проводника Эркин получил три туго скатанных тюфяка.
— Дотащишь? — усмехнулся проводник.
— Перевязать есть чем? — ответил вопросом Эркин, вытаскивая деньги.
— Оплата по приезде, — проводник протянул ему верёвку.
Поставив три рулона в ряд, Эркин охватил их одной петлёй, закрепил узел, присел на корточки, прижимаясь спиной к ближнему рулону.
— Поддержи чуток.
И встал, поднимая на спине все три тюфяка.
— Ловко, — одобрил проводник, слегка подтолкнув нижний рулон, чтобы тот не выскочил из петли. — Верёвку потом занеси.
— Ага, — ответил из-под ноши Эркин, пускаясь в обратный путь.
Его опять пару раз шатнуло, прикладывая к стоякам, а один раз потянуло, повело прямо на гуляющую компанию. С хохотом и шутками в десяток рук его удержали, поставили на ноги и дружеским толчком направили на путь истинный.
Эркин ввалился в их отсек и был встречен радостным голосом Алисы:
— Эрик пришёл!
— Заждалась, — хмыкнул Владимир.
Эркин свалил свою ношу, распустил узел и сдёрнул петлю. Кинул рулон на свой полку и положил по рулону на нижние.
— Ну, спасибо, браток, — улыбнулся Владимир. — Да, а деньги?
— Сам проводнику отдашь, — Эркин перевёл дыхание и взял свою кружку, куда Женя уже налила ему чаю. — Сказал, оплата по приезде.
Женя стала стелить себе и Алисе, и Эркин сел рядом с Владимиром, а Алиса сразу забралась к нему на колени. Алису очень заинтересовали награды на груди Владимира, и она разглядывала их, строго насупив брови. Владимир заметил это и улыбнулся.
— Что, синеглазая, нравятся?
— Ага-а, — немного врастяжку ответила Алиса и решила уточнить: — Кругленькие — это медали, а звёздочки — ордена, да?
— Правильно.
— Это за храбрость, да?
— Тоже правильно.
— Звёздочка красная с солдатиком, звёздочка жёлтая с башней и две звёздочки белые тоже с башней, — шёпотом приговаривала Алиса.
Женя быстро развернула и расстелила тюфяк, разложила одеяло и подушку и потянулась к лежащему наверху мешку. Эркин ссадил Алису и встал помочь ей. Женя достала из мешка полотенце и мыло.
— Алиса, пошли в уборную.
— Она в том конце, — показал направление Эркин, узнавший это во время своего путешествия за постелями.
Когда Женя с Алисой вышли из отсека, а Эркин опять сел рядом с Владимиром и взял свою кружку, тот задумчиво кивнул.
— Повезло тебе.
— Я везучий, — кивнул Эркин. — Знаешь, сколько таких как я в Овраги легло. Не дожили….
Он поставил на столик кружку, подобрал с пола верёвку и привычным движением, как когда-то лассо, смотал её на локоть и перевязал.
— Да, — Владимир, кивая, несколько раз подряд качнул головой. — Это так, конечно. Не дожило много.
Где-то рядом пели протяжно и грустно. Мужские голоса тщательно выговаривали слова, не слишком следя за мелодией. И весь вагон словно притих, слушая. Андрей пел так же — вспомнил Эркин. Для него слова были важнее. Эркин тряхнул головой.
— Вспомнил кого?
Владимир спрашивал так, что Эркин ответил.
— Брата. Брата у меня в Хэллоуин убили. Избили, облили бензином и подожгли. Понимаешь, он ещё жив был. Кричал. А они смотрели и смеялись. Понимаешь? И… и Алиса видела это. Её он спас, а сам… он на себя их отманил, отвёл…
Широкая ладонь Владимира легла на его колено.
— Никого… нету у тебя больше?
— Только они. Женя и Алиса.
Владимир кивнул.
— А у меня никого. Все погибли. Вот нашёл родню, дальнюю, дальше уж некуда. Списался и еду. Всё ж не один буду.
— Одному тяжело, — согласился Эркин.
В отсек вошла Женя, ведя за руку умытую Алису.
— Давай ложиться, маленькая.
Владимир подобрал свои костыли и встал.
— Пошли, покурим, — предложил он Эркину.
И снова путь по гудящему, хохочущему и плачущему вагону. Эркин шёл сзади, чтобы при необходимости помочь Владимиру. Но тот, видимо, уже привык к костылям и шёл уверенно.
В тамбуре было заметно холоднее. Владимир прислонился к стене и достал кисет. Эркин вытащил сигареты, предложил жестом. Владимир покачал головой.
— Привык к самокруткам.
Они закурили.
— Племя твоё… тоже…?
— Не знаю, — просто ответил Эркин. — Я не знаю своего племени, — и повторил: — У меня никого больше нет.
— И не нужен? — улыбнулся Владимир.
Эркин пожал плечами и, помедлив, кивнул.
— Да, наверное, так и есть. Одному очень тяжело, я знаю…
Они молча курили. Эркин щелчком выкинул в щель под дверью окурок, передёрнул плечами. Владимир курил, зажимая самокрутку в кулаке, так что даже огонька не видно. Из-под двери толчками бил холодный воздух, грохотали колёса, дрожал под ногами железный пол. Владимир погасил крохотный окурок и выбросил его.
— Ладно, пошли спать.
— Пошли, — не стал спорить Эркин.
Он открыл дверь, пропустил Владимира и вошёл сам. То ли шум стал глуше, то ли он уже притерпелся к нему. У уборной стояла очередь, небольшая, в три человека. Владимиру сразу предложили пройти первым.
— Спасибо, братки, — улыбнулся Владимир.
Разговор сразу стал общим и о войне. Эркин слушал молча. Здесь ему сказать было нечего. А они вспоминали, перебирали названия городов и номера частей… Из уборной вышел молодой, не старше Андрея, парень, застёгивая на ходу воротник гимнастёрки, но не ушёл, сразу ввязавшись в разговор. Народу всё прибывало. И когда очередь дошла до Эркина, было уже не протолкнуться.