— Оно тоже так. Ну, давай вместе, что ли. Женщина в мужской работе только помеха.
Эркин поймал одобрительный взгляд Жени и согласился.
За работой выяснилось, что Виктор в Загорье с осени, работает в типографии. Название его работы было непонятно Эркину, и он ограничился тем, что сказал о себе, что, дескать, грузчиком на заводе. Ящик привёл Виктора в полный восторг.
— Ты смотри, с каким умом сделано. Что ж ты в грузчики пошёл, раз такой мастер.
— Я — мастер? — удивился Эркин.
— По инструменту класс сразу виден.
— Это брата, — вздохнул Эркин. — Он был мастер, его инструмент. А я… неквалифицированная рабочая сила, — вспомнил он сказанное ему в лагерном отделе занятости.
Виктор усмехнулся и очень естественно спросил:
— А брат где?
И столь же естественно ответил Эркин.
— Убили его в Хэллоуин.
Виктор понимающе кивнул.
Вдвоём они вырубили размочаленные участки, выпилили из чурбака подходящие по размеру латки, загладили их с наружной стороны. Глядя, как Эркин вымеряет всё пальцами и ладонью, хотя в ящике были и круглая рулетка, и складной ярд, Виктор негромко спросил:
— Грамоту… совсем не знаешь?
— Цифры различаю, — честно ответил Эркин. — И считать умею.
Эркин приложил к косяку выпиленный кусок и стал зачищать паз.
— У брата клей хороший был, — объяснил он скептически разглядывавшему его работу Виктору. — За час намертво схватит. И шурупы на клей посажу.
— Ну, что же, если, как говоришь, то потом зачистить, загладить и косяк менять не придётся, — согласился Виктор.
В ящике у Андрея было несколько пузырьков и тюбиков с клеем. Нужный запах Эркин помнил.
— Ага, этот.
Они промазали клеем пазы и латки, и вбили их молотками. Выступившие на стыках капли Эркин затёр стружкой. Вдвоём подняли и приставили дверь, и Эркин через петли наметил места для шурупов.
— Так, — кивнул Виктор. — А теперь, пока схватит, давай эти подправим.
Они подтянули шурупы на двери, Эркин гвоздём пробил дырки для шурупов на латках, натолкал туда смоченных в клее щепок, затем приставили дверь и ввинтили шурупы.
— Готово, отпускай. Час её шевелить не надо, и всё.
— Тогда, Мороз, давай подопрём чем, чтоб не тянула.
Алиса тут же предложила свои услуги, но её заменили остатками чурбака. Женя стала угощать Виктора молоком, но он отказался.
— Нет, спасибо, я ж на минутку только зашёл.
И тут в дверь опять позвонили. На этот раз открыла Женя. Пришла жена Виктора, Клавдия. Она немного поговорила с Женей об окрестных магазинах и сказала Виктору, людям с дороги отдохнуть надо.
Когда соседи ушли, Женя тихо засмеялась.
— Вот у нас и первые гости были.
Эркин улыбнулся.
— Да. Ты… довольна?
— Ну, конечно. А я обе комнаты вымыла. Господи, Эркин, неужели это всё наше?!
И тут же засмеялась уже по-другому, совсем свободно и звонко. Так что Эркин не смог не засмеяться в ответ.
— Ага, я тоже поверить не могу. Так, — он огляделся по сторонам. — Давай я здесь сейчас уберу. Да, Женя, а спать сегодня…
— Ничего, — сразу поняла его Женя. — Сегодня на полу, а завтра с утра пойдём и всё купим.
Эркин кивнул и стал собирать инструменты.
— Женя, щётка где, я подмету.
И вдруг Женя стала хохотать. Она так смеялась, что Эркин сначала удивился, а потом испугался.
— Женя, что с тобой?
— Эркин, — хохотала Женя, — мы же мусорного ведра не купили, ну, для мусора, я из кухни и комнат всё сюда вымела, а теперь его куда?
Наконец Эркин понял и тоже рассмеялся.
— Да, как это, лопухнулись мы, да? Женя, а в это ведро? И я сейчас вынесу.
— Куда? — поинтересовалась Женя. — Ты видел, где здесь помойка?
— Нет, — вынужденно согласился Эркин. — Не видел. Ну, в угол пока всё смету, а утром тогда и вынесу.
— Хорошо, — кивнула Женя, — а метла в большой комнате. Её тогда тоже завтра уберу.
Эркин сходил за щёткой и подмёл прихожую, размышляя: так щётка это или метла? Женя говорит то так, то этак. Собрал мусор в кучу подальше от обуви, осторожно попробовал дверь уборной, убедился, что схватило намертво, отнёс остатки чурбака в кладовку — мало ли для чего ещё понадобятся — и пошёл в ванную, где Женя разглядывала извивающуюся по стене блестящую трубу.
— Эркин, — обернулась она, — я поняла. Это сушка. Ты пощупай, она горячая, правда, удобно? Я тогда всё это, — она показала на сваленные в ванне вещи, — постираю и развешу.
— Завтра, — решительно сказал Эркин. — Нам же есть, что одеть, Женя, ты устала, надо поспать.
— Надеть, — машинально поправила его Женя. — Да. Надо бы Алиску вымыть, но на полу спать, как бы не простудилась. А ты, — она посмотрела на Эркина, — ты будешь мыться, да?
Он провёл рукой по волосам и показал ей грязную ладонь.
— Ой, ну, конечно-конечно, — заторопилась Женя. — Я сейчас тебе мыла принесу. И полотенце. И рубашку.
Женя выбежала, а Эркин подошёл к душу. Оглядел. Надо мыться очень осторожно, иначе он всё зальёт. Вообще-то здорово, конечно. Площадка с невысоким — чуть выше щиколотки, бортиком — и дыркой стока посередине, и душ… Он что, снимается? Ну да, шланг гибкий. Здорово, можно себя обмывать. А до ванны дотянется? О, у ванны свой такой же. Совсем здорово!
В разгар его исследований пришла Женя.
— Вот, я на сушку повешу, наденешь тёплое, и носки обязательно.
Эркин показал ей свои открытия, и Женя восхитилась.
— Как хорошо! Я даже сразу не сообразила. Эркин, а эта труба зачем? Круговой душ?
Эркин провёл рукой по изогнутой полукругом трубке над душевой площадкой.
— Нет, дырок нет, и высоко она… — и ахнул: — Женя, это же для занавески! Ну, чтоб вокруг не брызгать.
— Вот хорошо! Завтра же купим, я как раз в том магазине у вокзала видела, так и называется: занавес для душа. Там и для ванны был. И тогда свободно руки там зайти помыть или что, — и решительно закончила: — Оба возьмём.
— Дорогие они? — осторожно спросил Эркин.
— Деньги у нас есть, — сразу ответила Женя. — Нам их и дали на обзаведение. Так, а сейчас… О! Я сейчас простыню принесу, и повесим как занавеску.
Женя выбежала из ванной, а Эркин уже внимательно осмотрел трубку. Так, высота нормальная, выше душевого рожка, еле-еле вытянутыми руками достаёт, держится… слабо. Почему? А, так она вынимается, что ли? Нет, просто висели на ней, видно, укреплять надо. Это сложно, этого он сам не сможет. Надо будет у Виктора спросить, как тот делал.
Женя принесла сразу две простыни и прищепки. Вдвоём они соорудили занавес, перекинув верхний край через трубку и закрепив прищепками. Потом Женя перешагнула через бортик, задёрнула занавес, покрутилась внутри и вышла.
— Чудесно! Я тогда тоже помоюсь. И Алиску хоть оботру. Только голову мыть не буду. И, Эркин, ты сначала поддон ополосни, я же туда прямо в обуви заходила. Я сейчас тогда грубого мыла принесу.
Эркин кивнул и, сдвинув занавески, взялся за работу.
Женя принесла кусок коричневого мыла и, к его изумлению, жёсткую щётку для мытья посуды. Особой грязи тут не было, и сток оказался не забитым. Вымыв площадку — Женя упорно называла её поддоном, Эркин положил на бортик мыльницу с хорошим мылом и мочалку, расправил занавес и стал раздеваться.
— Трусы сразу в грязное кидай, — сказала, выходя, Женя.
Рабские штаны он встряхнул и повесил на сушку рядом с рубашкой, трусы кинул в ванну и прямо из шлёпанцев перешагнул через бортик. Ещё раз поправил занавески, чтоб не было щелей, и осторожно пустил воду. Ох, и даже напор есть. Ну… ну, живём! Неделю не мылся, голова, тело зудят, как в имении, а теперь… Он снова и снова намыливался, растирал себя мочалкой, отфыркивался от попадающей в нос и рот воды. И не мог остановиться.
Он бы, может, всю ночь так простоял, если бы не ласково-насмешливый голос Жени:
— Ты не утонул?
— Не-а, — выдохнул он. — Я сейчас.
И, с сожалением, выключил воду. Белая ткань намокла и тяжело провисала. Тронув её, Эркин почувствовал, что сейчас либо ткань оборвётся, либо трубка обломится. Он осторожно втянул занавески внутрь и стал отжимать, не снимая. Вот так, и вот так, и вот так… Расправил смятую ткань и перешагнул через бортик в шлёпанцы. Вытерся и повесил полотенце обратно на сушку, растеребил, растрепал волосы и стал одеваться. Рубашка, трусы, штаны, носки — всё тёплое, приятное. Ну… ну совсем другая жизнь.