— Доброе утро, — улыбнулся он с порога.
— Доброе утро, — ответно улыбнулся Бурлаков. — Садись, завтракать будем.
— Да, спасибо.
Эркин сел на вчерашнее место, огляделся с живым интересом. Вчера он был слишком занят разговором, чтобы глазеть по сторонам. Вот этот белый шкаф… Андрей говорил ему… А называется он…
— Это… холодильник? — спросил он Бурлакова.
— Да, — кивнул тот.
— Я… посмотрю. Можно?
— Конечно, — даже удивился вопросу Бурлаков. — А что, не сталкивался раньше?
— Нет, — мотнул головой Эркин. — Читал только. В газете у нас писали, а в продаже не видел, ни в одном магазине.
Он встал из-за стола, подошёл к холодильнику, оглядел его со всех сторон, осторожно взялся за ручку. Бурлаков с улыбкой наблюдал за ним.
Закончив осмотр, Эркин обернулся к Бурлакову.
— Спасибо. А… они продаются?
— Конечно.
Эркин кивнул и сел к столу.
— Удобная штука.
Бурлаков разложил по тарелкам яичницу, налил чаю. Принялись за еду, и опять он невольно залюбовался ловкими красивыми движениями сына.
Эркин совсем успокоился, вчерашние страхи ушли, не исчезли, правда, но он уже о них не думал и не вспоминал, расспрашивая Бурлакова о магазинах. Надо же домой гостинцев столичных привезти. И подарков.
— А на шауни книги где-нибудь есть? А то ни в Загорье, ни в Сосняках нет, — Эркин смущённо улыбнулся. — Кроме букваря, и читать нечего.
— Понятно, — кивнул Бурлаков. — Это надо в «Дом Книги» или в магазин при постпредстве.
— А это что? — сразу спросил Эркин и пояснил: — Меня и в Комитете вчера туда послали.
— Постпредство — это постоянное представительство Союза Племён, — ответил Бурлаков.
Он ожидал новых вопросов, но Эркин только кивнул. Про Союз Племён он слышал от кутойса и достаточно ясно представлял, о чём речь.
— Сейчас я в «Дом Книги» позвоню, узнаю, — встал из-за стола Бурлаков.
— А я посуду помою, — сразу решил Эркин.
В центральном и главном магазине книг на шауни не оказалось, там даже удивились вопросу, но сказали, что книги об индейцах есть на русском.
— А он далеко? — сразу спросил Эркин. — Успеем до поезда?
— Конечно, — бодро ответил Бурлаков. — Заодно и по центру походим.
— А в… постпредство, — с небольшой натугой выговорил Эркин, — в другой раз.
— Хорошо, — согласился Бурлаков.
Эркин оглядел убранную кухню, вытер руки кухонным полотенцем и повесил его, аккуратно расправив. Ну вот, всё в порядке и всё отлично. Он вышел из кухни и отправился собираться. Потому что сюда уже не вернутся, незачем, да и времени не так уж много и осталось.
День походил на вчерашний: сухой, холодный, но пасмурный. Они шли рядом, и Бурлаков, искоса поглядывая на Эркина, замечал, к своему удивлению, что они — Эркин и Серёжа — и впрямь похожи. Такой же жадный и в то же время доброжелательный интерес к окружающему. Эркин, правда, несколько сдержаннее, но это, видно, в силу возраста.
Эркина так же поразило многолюдье Царьграда. Андрей рассказывал ему, конечно, но одно дело услышать, а другое — увидеть самому, телом ощутить эту толкотню и удивиться, как с привычной ловкостью лавирует в этой толчее Бурлаков.
Магазины, трактир, где они пообедали, улицы, торговые ряды… Серьёзное и, можно сказать, вдумчивое отношение Эркина к покупкам даже умилило Бурлакова. Никакой бесшабашности, да, копейку поставить ребром может, но сделает это тогда и так, когда и как посчитает наилучшим вариантом. Интересно, это национальная или индивидуальная черта? Приедет Миклуха, надо будет поговорить с ним, тот как раз сейчас индейцами всерьёз занялся, вылезает с Равнины только на ежегодную конференцию, когда она там в секторе этнографии и этнологии, надо будет уточнить, ну, и самому, конечно, почитать, порыться в библиотеке.
Эркин всё время чувствовал на себе внимательный взгляд Бурлакова, но он почему-то не беспокоил и не обижал. Будто… будто и впрямь они свои: он Бурлакову и Бурлаков ему. И на вокзал он пришёл не только успокоившись, но и убедившись в правильности своего поступка.
Как и рассказывал ему Андрей, он купил в кассе билет до Ижорска, взяв боковое нижнее место.
Зашли в вагон. Эркин деловито разложил вещи, повесил полушубок и ушанку. И снова Бурлакова поразила красота его движений. Не вымученная, не напоказ, а естественная, чувствовалось, что Эркин не думает об этом, тем более не старается произвести впечатление.
— Я приеду на Рождество, — сказал Бурлаков, когда они сели за маленький вагонный столик.