— Ну вот, — в её голосе звенело торжество, — я же говорила, он вернётся.
Она говорила по-русски, и Эркин, не понимая слов, улыбнулся её улыбке. И это вывело Женю из оцепенения.
— Господи, — она скомкала и бросила на стол шитьё. — Наконец-то. Ты же мокрый весь. Сумасшедший, честное слово, Эркин, ты сумасшедший, в такую погоду, после болезни…
Она уже сорвалась было с места, но он шагнул к столу.
— Вот.
На стол легло несколько монет, две измятые мелкие кредитки и напоследок большое краснобокое яблоко.
— Что это? — но, спрашивая, Женя уже знала ответ.
— Вот, — повторил он. — Это я заработал. А это, — он осторожно катнул яблоко, — это я купил.
И поднял на неё глаза.
— Сегодня было мало работы. Это… это очень мало, да?
Женя покачала головой, и его встревоженное лицо снова просветлело.
— Господи, — повторила Женя. — Как я волновалась за тебя.
Но он ждал другого, и она сказала и сделала то, что должна была сделать. Взяла кредитки, аккуратно разгладила их и положила в шкатулку на комоде, где хранила деньги, а мелочь положила в вазочку рядом.
— Спасибо, Эркин.
Он перевел дыхание и улыбнулся той, прежней улыбкой, снова став на мгновение озорным мальчишкой. Женя подошла к нему и остановилась, словно хотела поцеловать, но только положила руки ему на плечи.
— А яблоко моё! — пропела Алиса.
— Алиса! — ахнула Женя. — Немедленно положи яблоко. Эркин, скорее на кухню, там плита, развесь куртку. Давай, давай, я сейчас тебе разогрею.
— Яблоко мне! — запротестовала Алиса.
Женя чуть ли не вытолкала Эркина и занялась Алисой.
— Помоем, нарежем, тогда поешь.
Когда она прибежала на кухню, в плите пылал огонь, от куртки на верёвке валил пар, Эркин сидел на корточках перед открытой топкой и то ли грелся, то ли ворошил поленья. Услышав её шаги, он поднял голову, и Женю удивило странное выражение его лица, будто он хотел что-то сказать и не решался. Но ей было некогда сейчас, и она, сдёрнув полотенце, кинула ему.
— Протри волосы.
Эркин поймал его на лету и отошёл от плиты. Возясь с кастрюлями, Женя слышала, как он отфыркивается и встряхивает головой.
— Почему так поздно, Эркин? — спросила она, не оборачиваясь.
— Ждал, пока стемнеет, — сразу ответил он. — Чтоб из окон не увидели. Женя, я задвинул засовы, на калитке и внизу, так?
— Так, — кивнула Женя. — Мы уже ели, сейчас я тебя покормлю. Иди к столу.
Что-то заставило её обернуться. Эркин стоял, комкая полотенце, скручивая его в тугой жгут, и опять то же нерешительное выражение на лице. Хочет сказать и не может?
— Иди к столу, — тихо попросила Женя.
Он опустил голову, повесил полотенце и вышел.
Эркин ел медленно, устало, склоняя над тарелкой голову с торчащими во все стороны прядями волос. Женя обмыла яблоко, нарезала его на ломтики, налила всем чаю и теперь сидела и смотрела, как он ест. Алиса совсем разошлась, будто и не засыпала только что. Женя нарезала ей яблоко в чай, и теперь она увлечённо играла в рыбалку, используя вместо удочки ложку.
Эркин доел, взял подвинутую Женей чашку, охватил её обеими ладонями и окунул лицо в душистый пар. Напряжение, с которым он шёл сюда, поднимался по лестнице, когда каждый шаг непосилен, когда вошёл и увидел световой круг от коптилки, Женю с шитьём, мордашку Алисы, прижатую щекой к столу… И только сейчас это напряжение стало отпускать его. Он дышал этим паром, чувствуя, как обмякает, расслабляется тело. Он отпил, и сладкое тепло растеклось по груди. Эркин понял, что может говорить, и поднял на Женю глаза.
— Женя, я сигареты взял, — она только молча кивнула, и он продолжил, — полпачки я за прописку отдал.
— Прописка? — удивилась Женя.
— Да, это говорят так, — он улыбнулся, — ну это когда новенький приходит, он либо даёт что, либо его ещё как-то… прописывают. Я… я больше заработал, но пришлось тоже за прописку отдать.
— А где ты был? — осторожно спросила Женя.
— На рынке, — начав говорить, он рассказывал всё охотнее. — Нашёл, ну таких как я, рабов бывших, стал о работе узнавать. Постоянной работы нет. Так… поднести, разгрузить, дрова поколоть или ещё что, это можно, нанимают. Я и прописался там, у них.
— Подёнка, — задумчиво сказала Женя по-русски.
— Как? — быстро переспросил он.
— Podenka, — повторила она, улыбнулась и не так перевела, как объяснила, — работа на один день.
Он негромко засмеялся и повторил по слогам.
— По-дьон-ка, — и кивнул так, что подпрыгнули слипшиеся пряди.
— Ты пей, остынет.
— Пью, — повторил он и продолжил между глотками. — С жильём совсем плохо, говорят, кто не нашёл, прямо там спят, под забором. Но скоро будет тепло. Платят по-всякому. Кто деньгами, кто едой, кто сигаретами. Я не курю, а на сигареты наменять можно. Я за пять штук нож выменял, — он вытащил из кармана складной нож и подал его Жене. — Вот.
Женя взяла его, осмотрела, с трудом открыла. Недлинное широкое лезвие с заостренным концом угрожающе блеснуло. Женя попробовала лезвие пальцем. Острое. Но нож старый. Рукоятка исцарапана, оббитые углы, след от содранной накладки, видно, с именем прежнего владельца, на лезвии следы ржавчины и свежей заточки.
— Зачем тебе это, Эркин?
Он быстро вскинул на неё глаза, забрал нож, закрыл его с характерным щелчком, спрятал и снова уткнулся в чашку, сделал большой глоток. Женя ждала, и он всё-таки ответил.
— На всякий случай.
— Яблоко ты тоже на сигареты выменял? — сменила тему Женя.
Эркин хмыкнул сдерживаемым смехом.
— Две сигареты и ящики переложил на ночь под брезент.
— И сколько у тебя осталось? — вдруг спросила Алиса.
Он недоумённо посмотрел на неё, а Женя рассмеялась.
— Сама сосчитай. В пачке двадцать сигарет. Эркин отдал половину, потом ещё пять, а потом ещё две. Считай. Налить тебе ещё?
Эркин кивнул. Высыхающие волосы опускались, и весь он был уже не такой взъерошенный, лицо смягчилось, на смуглой коже просвечивал румянец.
— Плечо как? — Женя подвинула ему чашку.
— Денька два поберегу, — уклончиво ответил Эркин.
Алиса наклонилась над столом и, утопив лицо в чашке, пила через край. Женя шлепнула её по спине.
— Сядь прямо.
— Да-а? — обиделась Алиса, — а ему так можно?!
От неожиданности Эркин поперхнулся и закашлялся. И тут же получил от Жени легкий шлёпок между лопатками. Убедившись, что справедливость восстановлена, Алиса радостно заявила.
— А я сосчитала. Три сигареты.
— Проверим, — рассмеялась Женя. И так как он явно не понял, что требуется от него, подсказала. — Покажи ей оставшиеся.
Эркин вытащил из нагрудного кармана смятую пачку и вытряхнул на стол сигареты.
— Правильно, три, — кивнула Женя. — Молодец, Алиса, вот тебе ещё яблока и допивай.
Эркин убрал сигареты и поднял чашку к губам.
— Эркин, бери яблоко.
Он покачал головой.
— Я уже ел.
— Это когда? — недоверчиво улыбнулась Женя.
— А там побитые были, мы подобрали и поделили.
— А это ты выменял? — поймала она его.
— А оно же не битое, — упрямо отпарировал он.
— Вот и поешь небитого.
Он с подчёркнутой покорностью взял ломтик.
— То-то, — улыбнулась Женя и встала, собирая посуду. — Ну вот, а теперь ложитесь. Алиска, я кому говорю. Быстро в уборную и спать. Чтоб, когда я из кухни приду, ты уже спала.
Эркин быстро опустил глаза. Этот вариант его устраивал. Он допил, и Женя, подхватив его чашку, убежала на кухню. Теперь ему надо успеть, пока она моет посуду.
Женя налила в миску горячей воды и отмывала тарелки, когда хлопнувшая дверь уборной и другие шумы убедили её в Алискином послушании. Потом за её спиной дважды быстро и очень тихо прошёл Эркин — по этой тишине она его и узнала — и совсем успокоилась. Надо же, яблоко! Как он догадался? Она ополоснула посуду и прислушалась. В комнате было тихо. Легли. Не будет она посуду перетирать, пусть сама сохнет. Только ложки надо, чтоб не заржавели. Куртку его поближе к печке перевесить, чтоб просохла к утру. А шапка его где? Она вытащила из кармана куртки скомканную шапку, расправила и пристроила рядом с курткой. Вот и всё, пожалуй. И все-таки он был, её вечер с Алисой и Эркином. Как она и мечтала по дороге домой.