— Ну как? Видите, и у нас бывает нескучно!
— Согласен! Только как его сюда пустили?
— Кульпит! И он, и его карлик! Грешник, но слишком талантлив, чтобы держать в Аду! Потому и смелый такой: дальше Ада опять не ушлют!
— А кого он имел в виду?
— Не знаю! Но это мог быть кто угодно. Все у нас знают, что и самые, казалось бы, большие святоши время от времени любят гульнуть. Но, как часто случается, об этом боятся говорить вслух.
Аналитик, тоже успевший много чего повидать в государстве рабочих, крестьян и недобитой интеллигенции, с пониманием кивнул и присоединился к аплодисментам, доставшимся Бенни, появившемуся на бис с карликом на руках.
Тем временем наступила темнота, а за соседним столом достигли этапа полного насыщения. Прародитель и его родственники несколько успокоились и размякли, прерывая удовлетворенное молчание демонстративными извержениями газов всеми допускаемыми природой способами и ленивыми аргументами по поводу того, какую погоду означают легкие облака над океаном или какая часть барашка вызывает более благоприятный стул.
Тот, кого Галилео назвал Красавчиком, явно не испытывал особого восторга от своих необразованных сородичей, способных, по его мнению, лишь пасти скотину да совершать ночные набеги на соседей. Ему, проведшему немалую часть жизни в цивилизованном Египте, при дворе фараона, и познавшему развращенные образованность, утонченность и изысканность, было невыразимо тошно столетие за столетием приходить в одно и то же место в одно и то же время, давиться одной и той же жареной бараниной и слушать одни и те же глупые разговоры. Хотя, пожалуй, сегодняшний день был не до конца пропавшим. Неравнодушный к женским чарам Красавчик давно и жадно наблюдал за передвижениями сероглазой рабыни (так он по привычке называл про себя кульпитов). Так и не отученный никем в Раю в чем-либо себе отказывать, он молча ухмылялся и распалял себя. Судя по всему, эта станет отбиваться, а потому придется врезать ей по смазливому личику! Сопротивление очередной жертвы обычно еще более возбуждало привычного и многократного насильника. И вот, когда Мари в очередной раз проходила мимо него, бывший зерновой спекулянт грубо схватил ее за талию и, опрокинув спиной на свои колени, попробовал поцеловать в губы вымазанным бараньим жиром ртом.
Незадолго до этого уже прилично осоловевший Галилео вдруг посмотрел прояснившимся взглядом куда-то вдаль и, осклабившись, громко сказал:
— Да сегодня просто праздник какой-то! Посмотрите, Аналитик!
Аналитик обернулся и посмотрел в обозначенном пьяной рукой собутыльника направлении. В отдаленной части огромной трапезной, по бесконечной дорожке белого камня, проложенной между мраморными столами, в свете горящих факелов двигалась ослепительной красоты женщина с золотыми, отсвечивающими красной медью волосами. Женщина уверенно несла на себе длинное римское одеяние с немногочисленными золотыми украшениями и, казалось, не обращала внимания на искаженные примитивным восхищением лица праведников, поголовно обращенные к ней. Эта женщина смотрела на Аналитика, и она, без всякого сомнения, была Леной.
— Интересно, кто до нее первым доберется: архангелы или патриархи? — завистливо пробормотал Галилео. Тут он с изумлением заметил выражение лица Аналитика.
Аналитик молча встал. Да, это была она — порочная, красивая, любимая и бесконечно желанная. Лена улыбнулась краями губ, но так, что каждому присутствовавшему в трапезной стало понятно, что это за улыбка и кому она предназначена. Все присутствующие праведники повернули покрасневшие от подавленных желаний лица в сторону Аналитика. Прислужницы-кульпитки тоже отвлеклись от своих обязанностей и, кто с опасливой завистью, кто с веселой солидарностью, смотрели на Лену. Аналитик тоже улыбнулся глупой и счастливой улыбкой и почти сделал шаг в направлении своей вновь обретенной любовницы, когда из-за стола по соседству раздался пронзительный женский крик.
За соседним столом Красавчик, повалив на мраморный пол сероглазую Мари, методично и с видимым удовольствием наотмашь бил ее по лицу. Бывший староста египетского тюремного барака, поднаторевший в выяснении отношений с самыми отъявленными преступниками, уже успел разодрать платье прекрасной кульпитки. Сквозь огромную дыру виднелась гладкая кожа упругой женской груди. Грудь была покрыта яркими брызгами алой крови из разбитого лица. Длинные красивые ноги непрерывно двигались, нанося насильнику не очень тяжелые, но раздражающие удары по ребрам.