И открыл глаза. Первое, что увидел, — зажмурившуюся и закусившую губку Кларочку. Обняв меня за шею, она дрожала крупной дрожью.
— Бу! — тихо сказал я ей и подул на глаза. Они тут же открылись.
— Что? Мы упали, да? — почему-то шепотом поинтересовалась девушка.
— Нет. Висим. — успокоил я ее.
Мы и впрямь висели. В мертвом, неподвижном и даже каком-то безвкусном воздухе. В метре от земли.
— О…ть! — выразил общее мнение Петрович и отпустил штурвал, озадаченно рассматривая собственные ладони. На них красовались кровоточащие мозоли.
Я отстегнул ремень. Кларочка резво спрыгнула с моих колен и огляделась:
— Но… этого не может быть! Мы и в самом деле висим! Я что, сплю? Или мы уже разбились?
— Ни то, ни другое. Обыкновенное чудо! — исчерпывающе объяснил я и тоже выбрался из кресла.
В кабину вплыл Хруль и тут же занял освобожденное нами место:
— У вас час. Время пошло. Удивляться будете потом.
Сорок пять шагов. Туда — с тяжелой ношей на плечах. И столько же — обратно, налегке. Впрыгнуть в салон, вытащить из кресла очередное тело, взвалить его на плечи… (да что ж вы все такие тяжелые-то, а?!) И опять — сорок пять шагов.
Пот заливает глаза. Вытирать некогда. Да и нечем: руки заняты, удерживая на плечах неподатливое, неудобное тело. Солнце издевается: жарит вовсю, несмотря на ранний час. И ноги подкашиваются, так и норовят подломиться на бегу. Но падать никак нельзя, на подъем уйдут драгоценные секунды. А их и так остается все меньше. Совсем мало.
Уф-ф! Тридцать шестой. Свалил толстого полковника в траву, мельком взглянул на часы (наши часы продолжали идти, отсчитывая минуты вне времени!), развернулся, припустил бегом к самолету. Навстречу — Петрович с теткой на плечах. Вид жалкий у обоих.
— Ванька, сколько?
— Тридцать четыре!
Разбежались, как два встречных поезда. Значит, у нас на двоих — семьдесят тел… то есть душ. И того, и другого, словом. Времени прошло сорок пять минут. Отстаем, отстаем от графика, черт подери! На двадцать человек отстаем!
Навстречу Кларочка. И опять с двумя мальцами в охапку. Молодец, девочка!
— Сколько у тебя?
— Пятеро осталось!
Ай, умница! Ну, хоть детишек всех вытащим, уже хорошо. Кларочка, когда закончит, к нам присоединится — тоже подспорье. Хотя каким образом она будет таскать упитанные тушки пассажиров, с трудом себе представляю…
Опять салон. Уже наполовину опустевший. Даже на две трети. Но много, ох как много еще остается. Так, вот эта девица на очереди. Продолжаем процесс: ремень расстегнуть, подлокотник вверх, упасть на колено, навалить тело на шею, перехватить за руку и за ногу, подняться… Слава богу, хоть эта нормального веса! Видимо, за фигурой следит… вон какая упругая вся!
Тьфу, о чем это я думаю-то?! Бежать надо, Пал Палыч, а не о красотах беспомощных незнакомок задумываться! Ну-ка, к двери. Теперь прыжок вниз… аккуратнее, ногу не подверни! Хорошо, молодец, есть еще порох в ягоди… в пороховницах!
И опять — сорок пять шагов. Петрович навстречу, порожняком:
— Сорок шесть минут! Опаздываем!
Кивнул лишь в ответ. Сам знаю. Говорить поменьше надо, кислород беречь, дыхание не сбивать. С Хрулем хорошо, ему и телепатировать можно:
«Хруль, держишь? Сколько еще у нас времени?»
Пауза. Потом — голос в сознании: тоже с натугой:
«Д-держу пока! Сколько — не знаю. Когда пойму, что больше не могу, скажу. Постараюсь заранее, за минуту».
Правильно, Хранитель. Нам же время нужно будет, чтобы от самолета отбежать. Держи, ушастый, держи время! Чувствую, по голосу слышу, что нелегко тебе… да только помочь ничем не могу, уж извини. Сам еле ноги волоку…
«Волоки, волоки. Поживее давай!» — сварливо отозвался Хруль.
Подслушивает, нахал. Да ладно, потом с ним на эту тему поговорим. А пока — девицу на землю, развернуться — и к самолету.
…Пятидесятая! Упав на колени, я стащил с плеч пожилую матрону и позволил себе пять секунд отдыха. Прошел один час и десять минут. В салоне остаются всего пять или шесть пассажиров. Дети давно эвакуированы. Неужели успеем вытащить всех?!
«Хруль, ты как?»
Длинная пауза. И задыхающийся голос в мозгу:
«P-работайте. Я держу».
Умница. Держи, дорогой, держи. А мы уж не подкачаем.
Сделав напоследок глубокий вдох, я с колена, как на стометровке, стартовал к самолету. Навстречу в кильватерном строю Кларочка с хрупкой девушкой на плечах и Петрович со стюардессой на загривке. Той самой, с грудью.