И сквозь полуприкрытые веки, сквозь навернувшиеся от нестерпимого света слезы, я видел, как в яростных голубых волнах, кругами расходящихся от ожившей печати, корчится, превращаясь в пепел, чудовищная змея.
…Все произошло быстро. Очень быстро. Печать погасла, вновь став обычным камнем. И подземелье опять погрузилось в привычную вековую темноту.
Осторожно открыв глаза, я посмотрел туда, где только что шипела, капая на нас слюной, мерзкая тварь. И обнаружил лишь несколько кучек пепла, слегка дымящегося в холодном воздухе Лабиринта. Путь к жезлу был свободен.
Молча я сбросил с плеч рюкзак и автомат. С одним лишь факелом подошел к ступеням и медленно, будто растягивая удовольствие, начал подниматься по ним.
Первая.
В памяти всплыл старик Антониди, хрипящий на койке: «Ты найдешь, Палыч… Ты сможешь!» Нашел. Смог.
Вторая.
Вика, шепчущая мне: «Спаси меня, Пашка!» Ах, какие глаза были у нее тогда! С какой надеждой и верой смотрели в самую душу!
Третья.
Хруль, с грустными синими глазами: «Ульи пустеют, Павел!» Не дрейфь, ушастик: теперь — не опустеют.
Четвертая.
Облако из обломков, огня и смерти, нелепо застывшее в воздухе прямо по курсу гибнущего «Ту». Все, что осталось от двух изящных, будто игрушечных, истребителей.
Пятая.
Мальчишка с ссадиной на коленке, идущий ко мне сквозь дождь и радугу в застывшей вне времени нероградской степи. Насвистывающий «Прощание славянки».
Шестая.
Тонкие пальцы Кларочки, поглаживающие волосы безмятежно улыбающегося Андре, которого мы знали всего лишь сутки. И который успел спасти всех нас, а себя — позабыл.
Седьмая…
Я занес ногу над последней ступенью.
— Назад! Не подходи к жезлу! Буду стрелять! — громко предупредил меня голос сзади.
Вздрогнув, я вернул ногу на шестую ступень. И медленно развернулся, еще не веря в реальность происходящего.
Потому что голос был Кларочкин.
10 августа, 19.04, о. Крит, Лабиринт
Она целилась в меня из пистолета. Того самого, трофейного, который я сам дал ей в руки, свинтив предварительно глушитель, чтобы удобнее было нежным ручкам обращаться с тяжелым оружием.
И нежные ручки не подвели: сейчас они весьма уверенно держали пистолет, направляя ствол мне то ли в живот, то ли в грудь.
— Ты что, малыш?! — оторопело спросил я.
— Кларка, сдурела? Брось пушку! — Петрович вышел из оцепенения и решительно направился к девушке.
— Стоять! Бросьте оружие и отойдите к стене, Иван Петрович! — с металлом в голосе потребовала Кларочка, переведя ствол на приближающегося к ней Ваньку.
Тот будто налетел на невидимую стену. Постоял несколько секунд, поглядел в задумчивости в дуло. Потом вполголоса выругался похабно, сбросил с плеча автомат и понуро отошел на указанное место.
Наведя порядок на этом фронте, девушка вернулась ко мне:
— Ну, что же ты стоишь? Я же просила отойти от жезла! Спускайся вниз и присоединяйся к своему другу. А то он уже заскучал, — несмотря на легкий налет иронии, ее голос был лишен всяческой эмоциональной окраски.
— Кларочка, это я, Павел! Что с тобой стряслось? Я чем-то тебя обидел? Так объясни спокойно, я пойму! — медленно спустившись с короткой лестницы, я направился к целящейся в меня девушке.
— Нет, Пашенька, объясняться мы не будем: не время сейчас и не место. Не надо подходить ближе! — повелительно одернула она меня, подкрепив слова убедительным движением пистолета. — Теперь — поворачивай направо и ступай к Ивану Петровичу.
Я повиновался, начиная кое-что понимать. Но упорно не желая в это верить.
— Палыч, я тебе умную вещь скажу, только ты не обижайся! — заявил Петрович, когда я составил ему компанию у стены. — Есть у меня смутное подозрение, что Кларочка — Охотник. И что теперь-то мы вляпались в серьезные неприятности!
— Можно подумать, что до этого были сплошь несерьезные! — вяло огрызнулся я, складывая в уме отдельные элементы сложной мозаики.
Все сходилось. Утечка информации о содержании нашего разговора с Антониди. И звонок Кларочки неведомой подружке перед нашим визитом в квартиру Димаса… Тогда состоялось мое первое знакомство с Охотниками, чуть не ставшее последним, если бы не Хруль. И странная реакция печати на прикосновение Клариной руки. И непонятные слова маленького бога, обращенные к плачущей девушке. И ночное нападение Охотников на дом Антониди, стоившее жизни Попану. И пистолет в руке Кларочки, нацеленный сейчас на меня… Все получило вдруг простое и страшное объяснение.