Старик закрыл глаза и, отпустив мою руку, откинулся на подушку. Глаза его закрылись. Сознание вновь покинуло многострадального грека. Я присмотрелся: да нет, просто уснул. Ладно, Димас, спи, отдыхай, а я пойду переваривать полученную информацию.
Сделав пару шагов к двери, я остановился. В ушах прозвучал хриплый голос грека, призывающий меня взять ключи. Сам не зная, зачем, я вернулся к кровати Антониди и достал из тумбочки увесистую связку. Обещал все-таки…
17 июля, 23.59, отделение реанимации
Звонок телефона разорвал в клочья блаженную тишину ординаторской. Я вскочил с кушетки, пытаясь разделить сон и явь, схватил трубку:
— Реанимация!
— В кардиологии клиническая смерть! Семьсот двенадцатая палата! — проорал в трубку доктор Симакин и отключился.
— Петрович, в ружье! В кардиологию на реанимацию!
Мы выскочили в коридор и, подхватив «волшебные чемоданчики», устремились в кардиологию. Из седьмой палаты выбежала Клара и пристроилась в арьергарде. Боевым порядком мы пролетели темный коридор отделения: у семьсот двенадцатой столпились изгнанные Симакиным из палаты больные. Внутри царил полумрак, на койке у окна лежало тело пожилой женщины. Мы с Петровичем поставили чемоданы и схватились за углы матраса:
— Три, четыре! — Больная вместе с матрасом оказалась на полу. Я нащупал пальцами сонную артерию. Петрович занес кулак над грудиной…
— Стой, Петрович!!! — Мой вопль опоздал на долю секунды. Хрясь! Кулак коллеги опустился на грудь болезной…
— А-а-а, убивают! Вы что ж делаете, ироды! — покойница истошно заорала и принялась стряхивать с себя ошалевшего Петровича. — Да что ж это творится-то?! Спала, никого не трогала… на пол швырнули, бить стали! За что?!
Петрович вопросительно уставился на меня. Я пожал плечами:
— Был пульс. Я хотел сказать, но ты успел раньше…
— А где наш труп? — возмутился коллега.
И в самом деле. Вызывали-то на реанимацию. Симакин, хоть сволочь изрядная, но врач неплохой, и такими вещами шутить не станет. Кто-то действительно умер, а мы тут время теряем. Почти минуту коту под хвост. Мы переглянулись и вновь схватились за матрас:
— Три, четыре! — визжащее тело вновь оказалось на кровати.
Я на секунду задержался:
— Простите, сударыня! Обознались, — и, провожаемые проклятиями покойницы-симулянтки, мы выскочили в коридор.
Тетки в больничных халатах заверещали:
— Сюда, сюда вам, скорее, — тыча пальцами в соседнюю семьсот тринадцатую.
Я выругался про себя: то ли у Симакина дефект дикции, то ли у меня дефект слуха. Ладно, потом разберемся. Мы вихрем влетели в искомую палату.
Первое, что бросилось в глаза — ритмично двигающаяся симакинская спина в промокшем насквозь халате. Коллега делал массаж сердца, видимо, уже давно.
— Петрович, замени! Клара, маску, гармошку, клинок! И готовь подключичку. — Я выхватил из рук сестры дыхательный набор и присел у головы умирающего… умирающей! Вика!
— Пал Палыч, вы что? — окрик Клары вывел меня из оцепенения.
Я запрокинул Викину голову и прижал к ее лицу маску.
— Петрович, стоп! — Коллега прекратил массаж. Я сделал гармошкой вдох. — Давай дальше. На «пятнадцать — раз».
Петрович кивнул и начал бормотать отсчет. Клара быстро раскладывала все необходимое для интубации. На счете «пятнадцать» Петрович остановился. Я сделал еще два вдоха и схватил поданный Кларой ларингоскоп. Так, язык отжать, надгортанник вверх… вот она, гортань. Скверно, ах как скверно! Из гортанной щели выползала розовая пена. Отек легких!
— Трубку!
Клара вложила мне в руку интубационную трубку. Я аккуратно ввел ее в трахею, подсоединил гармошку и начал вентиляцию. Сестра раздула манжетку и зафиксировала трубку.
— Петрович, что с ритмом?
Он прижал «утюги» к груди Вики. На мониторчике дефибриллятора беспорядочно заплясала зеленая змейка.
— Фибрилляция! Заряд!
Мерзко, с нарастающей амплитудой, завыл звуковой индикатор зарядки и через три секунды умолк.
— Отошли!
Я поспешно убрал руки.
— Разряд!
Викино тело выгнулось дугой. Змейка на мониторе продолжала судорожно извиваться. Петрович чертыхнулся, отбросил «утюги» и продолжил массаж.
— Все готово для подключички! — Клара времени зря не теряла.
Я отложил гармошку и в несколько движений установил катетер в подключичную вену.
— Лидокаин, восемьдесят.
Клара стремительно отламывала ампулам головки. Петрович опять схватил «утюги». Раздался знакомый вой зарядника. Я качал гармошку, тщетно пытался нащупать левой рукой пульс на сонной артерии и отрешенно смотрел на Вику.