Потом дверь открылась. Усталый врач подошел к замершей в ожидании Тине и уселся рядом. Помолчал. Тина тоже молчала, боясь спросить о самом главном. Вернее, боясь ответа…
Она по-прежнему изучала серую дверь. За прошедшие часы матовая поверхность с едва различимыми царапинами настолько прочно въелась в память, что Тина могла бы закрыть глаза и с точностью до миллиметра указать любую шероховатость. Но все равно она продолжала жадно вглядываться в дверь, будто бы боясь, что та исчезнет. Вместе со всем, что за ней…
Врач первым тогда нарушил молчание. «Все хорошо, — сказал он, — ваш сын жив». Тина продолжала смотреть на дверь, наблюдая, как та размывается нахлынувшими слезами. Алекс жив. Это — главное. Господь, видимо, не совсем уж прогневался на нее, решив в одночасье отобрать все…
Вот тогда-то и прозвучало впервые короткое и страшное слово «лейкоз». Тина непонимающе посмотрела на врача. Он объяснил: у Алекса — острый лейкоз. Болезнь, при которой клетки крови сходят с ума. «Рак крови», как расшифровал ей доктор, видя, что она все еще не понимает, о чем идет речь.
И началось… Опять беготня по многочисленным врачам, в Ираклионе, в Афинах. Разные мнения, разные схемы лечения… лекарствами, которые мало чем отличаются от яда, — одинаково убивающими как больные, так и здоровые клетки.
Алекс облысел после первого же курса лечения и теперь постоянно носил головной платок, напоминая маленького забавного пирата. Он держался молодцом, не хныча даже тогда, когда в вену ему тыкали острой иглой. И когда после очередного сеанса химиотерапии его нещадно рвало, он не плакал, а даже ухитрялся улыбаться в перерывах между мучительными позывами.
Через месяц после начала болезни врач сказал, что Алексу поможет пересадка костного мозга. И предложил ей быть донором. Дескать, мать генетически близка сыну и реакции отторжения не будет. Она тут же согласилась, забыв о том, как именно появился у них с Марком Алекс, а через минуту истерически разрыдалась прямо там, в кабинете опешившего доктора. Конечно, необходимые пробы все-таки сделали, но Тина, как и ожидалось, донором для приемного сына быть не могла.
Алекса внесли в какой-то там «список ожидания». Тине объяснили, что, если где-нибудь в мире появится подходящий донор, клетки которого не будут отторгаться организмом ее сына, то пересадку проведут незамедлительно. Если подойдет очередь Алекса… Она спросила, как долго ждать. Врач пожал плечами и опустил глаза. Дома Тина залезла в Интернет и узнала из многочисленных «лейкозных» форумов, что ждать можно годами. И не дождаться.
А между тем Алексу становилось все хуже. После первого курса лечения у Тины появилась безумная надежда, что свершилось чудо и сын выздоровел. В самом деле, вернувшись из клиники, Алекс вел себя как совершенно здоровый ребенок. Если бы не лысая, прикрытая банданой голова, ничто бы не напоминало о пережитом кошмаре. Тина даже заикнулась было доктору о своих предположениях относительно чудесного исцеления, на что тот пробурчал что-то насчет «мнимого благополучия» и «временной ремиссии». И еще раз посоветовал беречь сына от простуд и солнца.
Не уберегла. Через полтора месяца Алекс захлюпал носом. Все начиналось, как безобидный насморк. А ночью у малыша поднялась температура до сорока градусов. И появился кашель. До утра Тина безуспешно сражалась с лихорадкой, непрерывно обтирая горячее тело сына разбавленным спиртом и отпаивая его морсом. Не помогало. Приехавший утром врач послушал малыша и покачал головой. Пневмония.
И опять больница. Уколы, уколы и еще раз уколы… Врачи объяснили: убитый химиотерапией иммунитет Алекса не мог сопротивляться болезни. Поэтому ему вводили лошадиные дозы антибиотиков. Почти месяц Тина с Алексом провели в клинике. На фоне воспаления легких у Алекса ухудшились анализы крови. Врач сказал, что это рецидив и вновь назначил химиотерапию.
С того времени малышу становилось только хуже. Он совсем ослабел, почти не вставал и перестал смеяться. Только по утрам, просыпаясь после тяжелого больного сна, увидев Тину, он все еще улыбался ей бледными губками.
Однажды врач пригласил ее к себе в кабинет. Он долго мялся, пытаясь начать неприятный, видимо, для него разговор. Тина терпеливо ждала, разглядывая затейливый письменный прибор на столе: стеклянный, виртуозно исполненный старинный городок с домиками, повозками и даже маленькими человечками на улицах. Одна из прозрачных фигурок стояла слишком близко к краю стола.