— Акцент. Они оба говорили с акцентом, — безнадежно подсказала Тина.
— Ах да, акцент. Вполне возможно, они иностранцы. Даже наверняка. Но можете ли вы по акценту определить их происхождение? То-то и оно, что нет. Мы, конечно запросили Интерпол, но я, честно говоря, сомневаюсь в том, что это что-нибудь даст. Остается слабенькая надежда на то, что баллистический анализ пуль, выпущенных из оружия ваших гостей, что-то прояснит. Кто знает, может они где-то уже наследили? Вот и все, что у нас есть. Поэтому нам придется использовать нездоровую тягу этих бандитов к вам и к шифру, чтобы навсегда избавить вас от их присутствия, — Андре пристально посмотрел на нее и тихо добавил: — Не бойтесь, Тина. Мы сумеем защитить вас с сыном… Я сумею. Даю вам слово.
Она грустно улыбнулась и, подойдя к окну, уткнулась лбом в прохладное стекло. Море лениво хлестало по берегу выросшими к вечеру волнами. Моторка, спасшая их с Алексом и заботливо перегнанная обратно полицейскими, ритмично вздымалась у причала. На противоположном берегу бухты виднелись белые корпуса отеля «Капсис». Тина позавидовала его обитателям: люди отвлеклись от всех забот и тревог, купаются, загорают, вечером наверняка ходят на танцы, а ночью, разумеется, продолжают танцы уже в постели… И не подозревают, что в каких-нибудь миле от них происходит такое…
Ее зазнобило. Женщина оторвала лоб от стекла и обхватила себя руками. Сзади тихо подошел Андре:
— Вам холодно? — спросил он и осторожно обнял ее за плечи. Его ладони были горячими.
Тина явственно почувствовала, как от его рук сквозь тонкий шелк халата тепло перетекает в ее тело. Она откинула голову, удобно устроившись затылком на плече Андре, и улыбнулась:
— Нет, не холодно. Теперь не холодно!
Чуть повернув голову, она совсем близко обнаружила его губы. И, не раздумывая, приникла к ним своими.
Поцелуй получился долгим. Очень долгим. У Тины уже кружилась голова от удовольствия и нехватки воздуха, а она все никак не могла оторваться от этих чудесных, таких горячих, пахнущих кофе, губ. Ее тело напряглось в предвкушении подзабытого уже наслаждения. Жадно впиваясь губами в Андре, Тина с изумлением почувствовала, как там, внизу, другие ее губы раскрылись, налившись жаркой влагой, в ожидании своей порции ласки.
Она извернулась в объятиях Андре и оказалась к нему лицом. Каким-то неведомым образом, ставший лишним халат распахнулся и соскользнул к ногам. Обнаженная женщина обняла руками шею лейтенанта, прижимаясь к нему так, что пуговицы форменной рубашки больно впились в ее тело. Но это показалось Тине недостаточным: опираясь на одну ногу, второй она обвила бедро Андре, с восторгом ощутив сквозь тонкую ткань его брюк, как ей в живот требовательно ткнулось нечто твердое и горячее…
Лейтенант глухо зарычал и, больно сжав руками ее ягодицы, поднял Тину. Потеряв опору, она обхватила Андре и второй ногой тоже, повиснув на нем, будто обезьяна на дереве. Собственно, Тина и была сейчас первобытной женщиной, самкой, если угодно, обуреваемой мощным, неподвластным воле, инстинктом. Она застонала от желания и жадно захватила ртом губы своей добычи.
Андре сделал несколько шагов и усадил ее на кухонный стол. Тот самый, дубовый, под которым женщина еще недавно беспомощно валялась связанной. Тина возбудилась настолько сильно, что от одного лишь прикосновения разгоряченной кожи к холодной и жесткой столешнице нахлынула волна оргазма. Женщина громко застонала, извиваясь в конвульсиях, не забывая, однако, все сильнее прижиматься к лейтенанту…
…Когда она пришла в себя, Андре уже избавился от одежды. Скользя губами по ее телу, он опускался все ниже и ниже, пока не достиг наконец своей цели. От острейшего желания Тину выгнуло дугой: губы лейтенанта встретились-таки с ее другими губами. Задыхаясь от восторга, женщина ощутила приближение новой сладостной волны. Она откинулась назад и от невыносимого, мучительного наслаждения вновь лишилась чувств.