После того, как в Лондоне все дела были закончены, Лили и Алан приехали на вокзал «Виктория» и купили билеты на поезд в один конец, в чём Лили рассмотрела некоторую символичность, хоть и не сказала о ней Алану. Полтора часа девушка сидела рядом с писателем, погружённым в свои мысли и молчаливо рассматривающим пейзаж за окном.
– Ты всегда такой? – Лили ненадолго вывела Алана из состояния фрустрации.
– Какой?
– Скучный и молчаливый. Или только я становлюсь свидетельницей твоего подавленного состояния?
– Ну вот, мы ещё не приехали, а ты меня уже раздражаешь, – обречённо произнёс Алан и отвернулся к окну.
– Ты ворчишь, как старый дед. И что в тебе женщины вообще находят?
– Понятия не имею. Может, ты знаешь?
– Не понимаю твоих тонких намеков. Говори прямо, если есть, что сказать.
– Напросилась в поездку, которая, между прочим, является очень личной для меня, ночевала в моем доме, ела мою еду… Список продолжать? – с весёлой издёвкой спросил Алан. – А потом она спрашивает, что во мне женщины находят.
– Лучше бы они в тебе это не находили, а прятали от глаз человечества куда подальше.
– А ведь поездка обещает быть интересной, – вдохновлено прошептал Алан, – Пойду куплю нам обоим по капсуле с цианидом.
Писатель оставил Лили одну, а сам пошёл в другой конец вагона. Стоя у окна, Алан мог спокойно наслаждаться природой, открывающейся его взору. К тому же, здесь его никто не выводил из состояния равновесия и не вызывал такого сильного желания, что хотелось любой ценой заключить в свои объятия своенравную девушку и попробовать на вкус меткие оскорбления, слетающие с её губ.
Алан и раньше признавался себе в том, что утратил власть над своей героиней, воплотившейся в реального человека. Но теперь он готов был признать и то, что даже до появления в его жизни Лили Фейбер, он не имел никакой власти над героиней своего романа. Сейчас он был в полной растерянности относительно того, чего от него на самом деле хочет Лили. Он перестал читать её мысли ровно с того момента, когда впервые её встретил, как бы парадоксально это ни звучало. Однако между Аланом и Лили до сих пор ощущалось прочная чувственная связь. Какие-то чувства, пережитые или ещё не воплощённые в жизнь, завершённые или неоконченные, стояли между ними и в то же время скрепляли их невидимый союз, ставя на нём своё непонятное клеймо.
Благодаря этой неразрывной связи между писателем и его героиней, Алан мог предугадывать всплески чувств Лили и находить им объяснение. Он знал, что она почувствует в тот или иной момент своей жизни, связанный с каким бы то ни было мужчиной, ведь всё-таки он написал об этой девушке любовный роман, однако не мог читать мысли Лили, не знал её скрытых мотивов. Алану было известно о существовании первого мужчины Лили, Лиама, и об их отношениях, потому что в своей книге писатель описал точно такую же перипетию в развитии сюжета. За этот свой необдуманный шаг он не раз проклинал себя во время повторного, но непродолжительного романа Лили и Лиама. Он заранее был уверен в том, что Лили рано или поздно бросит его ради Лиама: такова уж была натура девушки – несмотря на настоящее, возвращаться в прошлое; и не стал препятствовать их воссоединению, а отошёл в сторону, воспользовавшись скандалом со Скарлетт Макензи. Алан терпеливо ждал, когда Лили разберётся со своими остывшими чувствами и вернётся к нему.
Это напоминало игру в шахматы, исход которой, как тебе кажется, ты уже знаешь. Никто не может превзойти тебя в этой игре, и ты продолжаешь играть исключительно ради удовольствия. Алан знал сценарий развития их с Лили отношений, но это знание не распространялось за пределы написанной им книги: если вдруг они с Лили хоть немного отклонятся от намеченного Аланом плана, то развитие сюжета пойдёт уже по другой параллельной линии, той линии, маршрута которой не знал даже сам писатель.
Невзирая на свой опыт и знание психологических особенностей девушки, ставшей воплощением его самой смелой мечты, Алан, находясь в поезде, чувствовал себя ещё более неуверенным, чем в их первую с Лили встречу. Он словно попал в ловушку, которую сам когда-то поставил и о которой по рассеянности забыл.
Так кто же на самом деле обладает правом сильнейшего в любовных делах и крепким эмоциональным иммунитетом: тот, кто имеет реальную власть над чужим миром, или всё же та, от которой не может оторваться тот, кто постоянно применяет к ней свою незримую власть?