Иван Исаакович, любимый, известнейший московский милицейский портной, уже вышагивал в нетерпении перед манекеном, на котором красовался снежнобелый смокинг.
– Иван Исаакович, простите, опоздал.
– Не прощаю, вы – человек военный, опаздывать не должны. Но амнистирую по случаю вашей свадьбы.
Так, что ему наговорил Сухомлин? Как теперь выкручиваться?
Иван Исаакович хитренько поглядывал на растерянного Алексея:
– Будем сегодняшнее мероприятие считать репетицией. Барышня-то хоть хороша?
– Барышня – да, только у меня функции совершенно другие, отличные от жениховских.
– Функции функциями, а жизнь жизнью, – произнес философски портной, подняв указательный палец.
Одевание и инструкции по поводу того, за чем нужно следить, когда носишь смокинг, длились довольно долго, причем в служебной примерочной – без зеркал. Видимо, это было наказанием за опоздание. Наконец, одетый в смокинг, фрачную рубашку, галстук-бабочку, в белых туфлях, Алексей был торжественно выведен из примерочной и поставлен перед зеркалом в фойе. Сказать, что он себя не узнал – это ничего не сказать. На него смотрел из зазеркалья красивый статный мужчина в белоснежном – правда, можно под венец – наряде. Именно, наряде, потому что то, что на нем было надето, никак нельзя было считать просто одеждой. Интересно, понравится это Наталье или нет?
– Не сомневайтесь, ваша барышня будет в восторге, – сказал Иван Исаакович, смахивая невидимые пылинки с плеча, что-то поправляя сзади и приглаживая лацкан смокинга. – Нравится?
– Нравится.
– И не может быть по-другому! С такой-то фигурой и фактурой! Вам надо постоянно смокинги носить и барышень на коктейли сопровождать. Вы вообще приличный костюм имеете?
Алексей вспомнил совсем новый костюм, который сидел на нем почему-то не так красиво.
– Есть пара костюмов. – Кто шил? – Ширпотреб.
– Ну, дорогой мой, всегда надо иметь хотя бы два штатских костюма, которые сшиты специально для вас. Заходите, когда будете свободны, я такой костюм смастерю, что ваша барышня сама вам предложение руки и сердца сделает.
– Спасибо, Иван Исаакович, зайду.
Смокинг был помещен в чехол на вешалке, туфли – в специальную коробку, еще и еще раз сказано, как и что надевать. Можно было идти. Алексей расписался в какой-то ведомости, забрал все это великолепие и вдруг услышал совершенно серьезный голос портного:
– Вы, майор, под пули не подставляйтесь, храни вас Господь.
Алексей повернулся к нему лицом:
– Постараюсь.
– Да уж, постарайтесь, смокинг-то новый, не надеванный еще, – улыбнулся Иван Исаакович. Глаза его при этом были совершенно серьезными.
Иван этой ночью почти не спал. Охранники – двое крепких молодых людей в черных костюмах с пистолетами и автоматом – одним на двоих, прибыли в сопровождении начальника службы безопасности около часа ночи. Масленников Григорий Владимирович, начальник службы безопасности холдинга, был знаком Ивану давно. Он работал у дяди, наверное, лет пятнадцать. Ивану пока было не до кадровых расстановок, он предпочитал оставить все так, как было. Поэтому, когда юрист холдинга лез к нему со своими бумажками, он отправлял его к исполнительному директору, которого назначил Совет директоров холдинга до вступления Ивана в права наследства. Начальник службы безопасности был вне конкуренции.
Григорию Владимировичу, когда он начал работать в этой должности, было пятьдесят четыре года. Он служил в свое время в спецназе, потом демобилизовался из-за ранения. Тут его и нашел Петр Иванович. Масленникову было организовано хорошее лечение в лучших клиниках России, отдых элит-класса на заграничных курортах, что дало отличные результаты. Григорий Владимирович полностью восстановил свое здоровье и стал служить в холдинге не за страх, а за совесть, получая при этом очень неплохую зарплату. Когда произошло убийство супругов Горчаковых, его проверяли. Он и сам не мог себе простить, что не доглядел, не обеспечил безопасность своего босса. Хотя Петр Иванович относился к своей персоне небрежно, считая охрану ненужной игрушкой. Вот холдинг, его секреты, его идеи охранять надо, а его лично… Да кому он нужен?
Ночью Григорий Владимирович обошел квартиру с Алексеем, выкинул все продукты из холодильника, предварительно отсыпав, отлив и отрезав от каждого понемногу для экспертизы, кому-то позвонил, и через полчаса открыл дверь, впустив троих мужчин. Один из них стал тестировать квартиру на предмет «жучков», другой привез продукты и аккуратно разложил и расставил их по полкам кухонного шкафчика и холодильника, третий просто прошелся по квартире, прикидывая, где лучше расположить камеры наблюдения. «Жучков» обнаружилось восемь, причем поставлены они были совсем недавно – не позднее двух-трех дней тому назад. Значит, установить их могли два человека – Лидка и Ландыш. Больше некому, если только у Лидки в это время не жил какой-нибудь очередной ухажер. Иван не мог себе представить, чтобы Лидка ползала по квартире и устанавливала шпионскую аппаратуру специального назначения. Вот Ландыш, та вполне могла. Тогда оправдан вчерашний натиск, желание непременно попасть в квартиру, подвернутая нога и даже постельная гимнастика с последующими неконтролируемыми передвижениями по квартире. Эх, как он влип! Как он влип, как он попался на удочку! Хотя встреча с Ландыш на экзамене в аудитории МГИМО, конечно, была случайной, вечер в ресторане – тоже. А вот потом? Примерно через шесть месяцев после знакомства он рассказал ей о богатом дяде – ювелире, когда подарил на Новый год ожерелье авторской работы. Что-то тогда изменилось, он сейчас не вспомнит, но что-то точно изменилось. Кажется, она тогда стала его уговаривать уйти с дипломатической работы и помогать дяде. Он посмеялся и сказал, что да, придется уйти, но только тогда, когда дядя и тетя умрут, то есть очень нескоро. У него похолодело в груди: неужели это он убил родственников, правда, чужими руками? Неужели? Ландыш никогда ни в чем не нуждалась, деньгами сорила, покупала только самую дорогую одежду, косметику, обедала в самых крутых ресторанах, отдыхала на заграничных курортах. Может быть, ей денег не хватало? Иван был более осмотрителен в тратах. Он не считал себя богатым человеком. Не беден, но и не богат. Средний класс. И жил соответственно. Если можно было избежать ненужных трат, он их не делал. Он любил театр, но никогда не покупал билеты у перекупщиков за бешеные деньги, любил хорошую кухню, но никогда не стал бы платить за кусок мяса, приготовленный под каким-нибудь изысканным соусом, сумму, равную месячной зарплате учителя. Он не мог экономить на одежде, но не позволял себе траты сверх установленного лимита. Ландыш этого не могла понять. Как это он не может воспользоваться дядиной любезностью, если тот предлагает оплатить отдых в Испании на двоих? Почему нельзя обустроить дачу поевропейски? У него удобства на улице. Почему он подарил только ожерелье, хотя мог и полный гарнитур?