Девушка пожала плечами:
— Павел, делайте все, что считаете необходимым. Уверена, вы поступаете правильно.
Я с облегчением выдохнул и улыбнулся.
— Вот и славно! Значит, договорились.
— Договорились! — тоже с улыбкой подтвердила Аля..
— А теперь, голубушка, ступайте в палату и ложитесь-ка спать! Пока еще вы на правах пациентки, а больничный режим никто не отменял. Да и я бы, с вашего позволения, вздремнул до утра, — я посмотрел на часы и покачал головой. — Собственно, утро-то уже наступило! Ладно, Аленька, и в самом деле — пора на боковую. Позвольте, я вас до палаты провожу. Засиделись мы с вами, однако!
— Вы тоже странный, Павел! — констатировала девушка уже в дверях своей палаты.
— Это почему же? — я остановился и обернулся к ней.
— С вами не страшно время! — загадочно произнесла Аля и закрыла за собой дверь.
8 сентября 1987 года, 11.45,
Кобельки, участковая больница
Я наложил последний шов на бедро незадачливого тореадора, полюбовался аккуратными стежками и приладил поверх них повязку.
— Ну-с, вот, пожалуй, и все. Будете приходить ко мне на перевязки каждый день после обеда.
— Спасибо, доктор! — пробасил селянин и принялся слезать со стола.
— Виктор э-э… Петрович! — окликнул я его, когда он принялся натягивать штаны.
— Че? — абориген замер в пикантной позе.
— Большая личная просьба: не дразните больше быков!
Виктор Петрович широко заулыбался и разогнулся:
— Так я ж его и не дразнил! Иду, гляжу — стоит. И дышит так тяжело: уф-ф, уф-ф-ф! Ну, я подошел, встал напротив и тоже дышу…
— Зачем?
— Как зачем? Чтобы жить! — изумился он моей непонятливости.
— Да я не о том… Для чего вы дышите, я догадываюсь. Зачем к быку-то подошли?
— А че он стоит? — резонно возмутился Виктор Петрович.
— Действительно, — согласился я. — И что потом?
— А что потом? Постояли, подышали. Потом он ка-ак дыхнет на меня! С меня аж кепку снесло. Ах ты ж, думаю, скотина такая! И в обратку ему!
— Что?! — не понял я.
— Ну, это… Воздуха набрал и на него дыхнул!
— А он?
— А он меня — рогом за ногу поддел да и швырнул… в навоз прямо! И ушел. С-с-скотина! — с чувством закончил свою печальную историю быконенавистник.
— Радуйтесь, что ушел, — пробормотал я.
И в самом деле, терпению быка можно было позавидовать: амбре, источаемое Виктором Петровичем, разбудило бы зверя даже в ягненке. Впрочем, вру. Ягненка один выдох моего пациента попросту убил бы. На месте.
В перевязочную заглянула Клавдия Петровна.
— Пал Палыч, там Семен Михалыч в вашем кабинете ждет. Он уже закончил.
— Иду! Вы там ему чаю предложите, что ли, — отозвался я, стаскивая перчатки.
Фельдшерица ухмыльнулась:
— Третью чашку уже пьет! Чегой-то он взволнованный какой-то, — и скрылась за дверью.
Участковый и в самом деле был слегка не в себе. Его спокойная уверенность, которая так понравилась мне в нашу первую встречу, куда-то испарилась. Лейтенант усердно хлебал чай и весь был какой-то взъерошенный.
— Ну-с, и каким будет твой вердикт? — поинтересовался я, присаживаясь напротив и придвигая к себе вторую чашку. — Наша новая пациентка — кто она?
Михалыч отставил чашку и обеими руками схватил себя за голову. Посидел так молча с минуту. Я терпеливо ждал.
— Нехорошо стало в Кобельках! — неожиданно выдал он.
— Начало многообещающее. А поподробнее? — я отпил глоток и посмотрел на измученного лейтенанта поверх чашки.
— У нас люди гибнут, Палыч! — участковый упорно говорил загадками.
Я молча ждал продолжения.
— Понимаешь, за последние два месяца в округе по разным причинам погибли четыре женщины. И, что характерно, все — беременные.
Я поежился. И в самом деле, жутковато.
— Следов — никаких! Каждый раз — несчастный случай. Причем случаи-то все — разные, повторений нет! Никаких свидетелей, никаких улик, ничего! Хотя, не совсем! — Семен Михалыч с шумом глотнул из чашки и продолжил: — Сегодня ночью опять погибла беременная. Сгорела в палатке, на берегу озера. Нашелся свидетель, он же — подозреваемый. Муж. Утверждает, что отплывал на соседний островок за раками, когда все и случилось. Сам понимаешь, проверить, так ли это, нет никакой возможности.