Тошнило нас долго. Причем я совершенно не понимал, откуда во мне взялись такие резервы. Странным образом именно этот вопрос, а не наша страшная находка, завладел моим сознанием.
— Она что, в воде родила и утонула? — придя в себя, спросил Кешка.
Я пожал плечами.
— Там мелко, как она утонуть могла? Может, решила воды напиться, наклонилась, а тут схватки начались. Она от боли сознание потеряла, упала и захлебнулась. Может, сердце слабое было: не выдержало перепада температур… Или еще что. Вскрытие нужно делать. Экспертиза нужна. А так гадать — дело неблагодарное.
— И что нам теперь делать?
— Милицию надо вызывать.
— Участкового нашего, что ли?
— Наверное. Он же у вас тут всю милицию представляет?
— Ну да, он, Семен Михалыч. Суровый мужик! — с неподдельным трепетом сообщил мне Кешка.
— Так давай звать твоего сурового мужика. Вот только как? — вдруг озадачился я, поняв, что на ближайших соснах телефонов-автоматов нет.
— Так у нас же рация в машине! — небрежно пожал плечами Иннокентий и побрел по воде к «уазику».
Я оторопело поглядел ему вслед. Оказывается, у меня теперь есть доступ к передовым средствам связи?! В положении и. о. главврача Кобельковской сельской больницы начали появляться некоторые прелести.
Выйдя из ступора, я зашлепал вслед за Кешкой.
…— Как думаешь, Палыч, Нинка почему утонула? — Вопрос Семена Михалыча, прозвучавший после долгого молчания, заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
— Трудно сказать. Молодая женщина, на вид здоровая, крепкая… Вскрытие, возможно, что-то прояснит, — выбираясь из задумчивости, пробормотал я.
И встрепенулся:
— Нинка?!
— Нинка Смурякова. Наша она, из Кобельков. Сразу после школы в область умотала, поступила в политех, кажется отучилась, да так в Нерограде и осталась. Замуж сходила ненадолго, потом развелась. В какие-то начальницы выбилась, к родителям в Кобельки редко заглядывала. Я ее последний раз года три назад видел, — объяснил участковый.
«Суровый мужик» Семен Михалыч оказался чуть старше меня. Длинный, худой парень в форме лейтенанта милиции приехал на место происшествия через час после нашего вызова. И тоже на «уазике». На классическом милицейском «воронке» с синей полоской по бортам, зарешеченной задней дверцей и даже с мигалкой на крыше.
Выслушав наш рассказ и скупо кивнув, участковый внимательно осмотрел тело и вернулся к своей машине. Негромко сказал что-то в рацию, выслушал ответ и ткнул пальцем в Кешку:
— Значит, так. Ты, Иннокентий, сейчас отвезешь труп в ЦРБ, в морг. Там уже в курсе…
— Михалыч, да ты что?! Не повезу я покойницу, не проси даже! Да и вообще… мне доктора надо доставить! — замахал руками мой верный водитель, бледнея на глазах.
— Доктора я сам доставлю.
— Все равно! Не повезу труп, хоть убей! У тебя машина есть, сам и вези! — храбро пискнул Кешка.
Семен Михалыч подошел к нему вплотную.
— Иннокентий! — ласковым тоном, от которого почему-то захотелось сходить повеситься в чаще, начал участковый. — Ну посуди сам, дружок, как я повезу? Лежачих мест у меня в машине нет, только сидячие. Ты видел когда-нибудь, чтобы трупы ездили сидя?
Кеша отрицательно помотал головой.
— И я не видел. Зато видел, как они ездят лежа. Вот мы сейчас все вместе, аккуратненько так, уложим покойницу на носилки в твою машину. В салон, стало быть. А ты, Иннокентий, сядешь в кабину и поедешь. В морге сдашь тело и мне доложишь по рации о выполнении. Вопросы есть?
Кешка икнул.
— Вопросов нет. Приступаем к выполнению первой части задачи. Док, ты нам поможешь?
Втроем мы в конце концов загрузили тело в салон «санитарки». Бледный Кеша сел за руль.
— Давай, Иннокентий! Мы в тебя верим! — ободряюще заявил Михалыч и с размаху хлопнул ладонью по борту «уазика».
Кешка вздрогнул и даванул на газ. Машина запрыгала к берегу и скрылась в лесу.
Участковый вздохнул и покачал головой:
— Молодежь… — философски произнес он.
Так мы и ехали с «суровым мужиком» — молча, думая каждый о своем, пока Михалыч не начал разговор про утопленницу.
— Долго едем. Кешка говорил, есть какая-то короткая дорога, через брод. А мы опять на грейдер выехали, — заметил я.
Участковый усмехнулся:
— Кешка, конечно, водитель хороший, спору нет. Но — безголовый. Ты, Палыч, построже с ним… и поосторожнее. Никогда, ни при каких обстоятельствах, не позволяй ему ехать «короткой дорогой». В лучшем случае — опоздаешь на пару часов. В худшем — очнешься в гипсе… если очнешься.
— Добрый ты, лейтенант, — пробормотал я, ежась и вспоминая, как выпадал из машины.