— Ну, если честно, то вы не так далеки были от истины! — строго заявил я. — Чего тянули-то три дня? С такой-то температурой? Мы ведь вполне могли и не успеть сегодня… еще несколько часов — и…
Надя спрятала лицо в ладони и зарыдала.
— Д-дум-мали, п-пройдет! — всхлипывая, пробормотала она.
Я вздохнул. Думали они…
В дверь громко и нетерпеливо постучали. И тут же, не дожидаясь ответа — еще раз. И еще.
Надя, на бегу утирая слезы, метнулась в прихожую:
— Кто там?!
— Надежда, там у твоей калитки больничная машина стоит. Доктор не у вас? — поинтересовался незнакомый мужской голос. Очень встревоженный.
— У нас!
— Тогда открывай. С Галкой Ивашкиной беда!
Защелкал замок, скрипнула дверь. И через пару мгновений на пороге комнаты возник невысокий мужичок в мокром дождевике с накинутым на голову капюшоном:
— Здравствуйте, доктор. Я — Сюткин, ветеринар здешний. Тут женщине по соседству плохо. Поможете?
Женщине по соседству помочь я уже ничем не мог. Она лежала скрючившись на полу своей кухни. Кожа вокруг губ была обожжена. Рядом с телом валялся пустой стакан, а в комнате стоял характерный запах уксуса.
— Поздно, — я поднялся с корточек и обернулся к переминающемуся с ноги на ногу в дверях Сюткину. — Она мертва. Отравление уксусной эссенцией. Видимо, вот этой самой.
Я кивнул на открытый шкафчик с лекарствами, в котором почетное место почему-то занимала полупустая бутылка с уксусной эссенцией.
Сюткин повел себя странно: он непонимающе посмотрел на меня, потом укусил себя за кулак и с тихим стоном уселся на пол. Там, где стоял.
— Вы что? — оторопел я.
Ветеринар не отвечал. Не вынимая кулак изо рта, он раскачивался из стороны в сторону и остановившимся взглядом смотрел на лежащее неподалеку тело.
До меня начало доходить:
— Жена?
Сюткин вздрогнул, низко опустил голову и отчаянно замотал ею. Потом вынул наконец кулак изо рта и глухо произнес:
— Нет. Моя… — его голос сорвался.
Ясно. Я подошел к нему и положил руку на плечо:
— Мне очень жаль.
Помолчали. Я осторожно обнял его за плечи и потянул вверх:
— Пошли в гостиную. Не надо нам тут…
Он тяжело поднялся на ноги и вместе со мной побрел в соседнюю комнату.
— Не знаете, почему она это сделала? — спросил я Сюткина, когда тот начал отходить от первоначального шока.
Ветеринар непонимающе посмотрел на меня:
— Что «это»?
— Ну… почему она решила покончить с собой? — пояснил я.
— А почему вы решили, что Галя покончила с собой? — голос Сюткина звучал недоуменно.
— Видите ли, женщины обычно пьют уксус именно с этой целью.
Ветеринар замотал головой.
— Нет, Галка не могла… Она… Мы с ней пожениться хотели… После того как она разведется. Галя как раз собиралась заявление подавать и с мужем поговорить. У нас планы были… И главное… — он умолк.
Я терпеливо ждал. Спешить все равно было уже некуда.
— У нас ребенок должен был родиться! — заявил наконец Сюткин.
Я оцепенел. Видимо, что-то такое произошло с моим лицом, что даже убитый горем ветеринар это заметил:
— Что с вами, доктор?
С трудом шевеля похолодевшими губами, я переспросил:
— Галина была беременна?
— Да. Двенадцать недель.
Не чуя под собой ног, я встал и направился к двери.
— Доктор, вы куда?!
— В машину. Там рация. Надо сообщить участковому, — отрывисто объяснил я и вышел из дома.
Сюткин потоптался неуверенно и последовал за мной.
Я залез в кабину «уазика», бесцеремонно подвинул спящего, развалившегося на сиденьях Кешку и включил рацию:
— Здесь Светин. Вызываю участкового. Семен, слышишь меня?
После короткой хрипящей паузы последовал ответ:
— Слушаю тебя, Палыч. Что стряслось?
— Я в Антоновке. Ты здесь нужен, срочно.
— Да что случилось, док?! — голос лейтенанта был взволнованным.
— Восьмая. У нас — восьмая, Семен!
И отключился.
1 октября, 18.25,
Кобельки, участковая больница
— Если маньяк верит этой легенде, то ему осталась только одна, — мрачно резюмировал лейтенант.
Мы сидели в моем кабинете и опять пили чай. Эти «военные советы» уже становились традицией. Клавдия Петровна исправно носилась между нами и пищеблоком, пополняя запасы кипятка, сахара и печенья.
— Слабое утешение, знаешь ли. Во-первых, хоть и одна, но чья-то жизнь. Вернее, даже две, — проворчал я. — И потом, ты уверен, что после девятой он остановится? С головой у него явно не все в порядке, может ведь и во вкус войти.