Иллюзии разлетелись, как шпильки, сорванные с туалетного столика заодно с салфеткой.
Почему такое незначительное и безобидное изменение, как перемена цвета, приобретает вдруг столь важное значение? Дает о себе знать горькая ирония, свойственная сознанию собственного старения: появление седины вызывает целую серию ассоциаций, предчувствий и тревог; серебряная нить на виске оказывается предзнаменованием нашей судьбы, квинтэссенцией и в некотором роде символом человеческого существования. Стоит только пойти до конца в расшифровке этого знака, и в основе его обнаружится смерть! Так, разглядывая себя в зеркало, красавица вдруг замечает маленькую, но многозначительную морщинку: в одно прекрасное утро зеркало заставляет легкомысленную женщину принять горькую истину о своем возрасте и вообще взглянуть на свое существование всерьез. И она сразу все понимает… Всем известно, о чем думают увядающие красавицы, которые внимательно рассматривают себя в зеркале: их размышления относятся к смерти, хотя они и не решаются произнести это слово. Все прекрасно знают, на что намекает морщинка. Немой язык морщин, увы, универсален, и понять его несложно…
И только авантюра смерти есть авантюра совершенно открытая, так что рождающееся при расставании в нашей душе "прощай" соответствует почти невыносимой для нас мысли. Мы можем вынести ее только при одном условии: если не будем в нее углубляться и особенно отдавать себе в ней полный отчет. Теперь можно понять, почему Прощание является столь популярной элегической и лирической темой. Ведь Прощание – это намек на смерть, и мельчайшие смерти разлук образуют собой эллипс великого расставания смерти. Прощание наполняет страстью человеческие отношения и придает им высокое романтическое и трагическое напряжение, поскольку если отсутствие, следующее за расставанием, можно назвать трагедией, то расставание, представляющее собою прелюдию отсутствия, есть просто трагическое – трагическое этой трагедии.
Глава 41. Pacta sunt servanda
Появившись, я лишь слегка наклонил её интерес в свою сторону, и капля, давно готовая сорваться, скатилась в подставленную ладонь…
Деньги таяли, подражая прохладным снежинкам, присевшим – упокой их души! – на горячие ладони… Гонит прах кружится песчинками ничего не видят они, всё теряется, всё бессмыслица, что с них спрашивать? отпусти…
Пустая ракушка кровати, пляж домашней постели. Сажусь на край, как восточный божок.
Я хожу по дому, как привидение. Но не то, которое здесь жило когда-то. Но то, какое еще придет. Меня охватывает неприятное волнение. Я начинаю бродить по квартире, внимательно вглядываясь в знакомые предметы в надежде, что какой-нибудь из них пошлет мне тайный знак или даст моим мыслям новое направление.
Он вытерся полотенцем и, всем недовольный – и этим мутным утром, и этим душным миром, и своим дурацким положением, и чрезмерно жирным завтраком, который ему предстоит сейчас съесть, – вернулся в комнату, чтобы прибрать постель.
«Фу, чёрт…» – выдохнул он и сел на пол. – Мне нужно, мне нужно срочно на что-то решиться – думаю я и тотчас приподнимаюсь. – Да, – говорю я себе, точно проснувшись и прозрев, – да. Сейчас или никогда уже, – он закусил губу и собачьими глазами посмотрел на неё.
Тому, что мешает внутри, необходимо дать выход. И не важно, в каком виде будет выходить боль. Все люди произошли от боли. В любом случае, расплата страшна.
Вообще-то говорить не о чем. О прошлом, что нужно, мы сказали и рассказали друг другу уже давно, что не нужно – не скажем никогда. Канва нынешней жизни нам тоже известна подробно.
Теперь конец написан, уже ничего нельзя изменить, – принесут всё, что заказано. А они – пусть идут… Чтобы прошлое закончилось, нужно его ограничить. В конце концов, убийство есть убийство. Те, кто не умирают, живут. В этом – суть перемен.
Я сумел выдержать в жизни меру. Серьёзность надоедает. Паясничество отпугивает. Зубоскальство приедается. Философствование утомляет. Я совмещал все эти стили соответственно времени и случаю, бывал и придворным шутом.
Одним словом, с какой стороны ни подойди, все расчёты с жизнью покончены; теперь, когда она выяснилась вся, до последней подробности, жить мучительно и не нужно, что было – было, а остались – одни пустяки; не знать нелепо, я так и думал, что ты знаешь что-нибудь такое, не нужное никому.
Сериозно – ничего не поделаешь. Как говорят – "инцидент исперчен". Не удручайтесь, что я ухожу. Смешно, правда, – опять, скажешь, что я угадал… Блажен, кто допил до дна.
В чистом поле светло, в чистом поле сознанья светло и небрежно, волшебного зеркала нет, умысла нет. Подхалим отражения замечателен в своём роде. Я Тебя не ищу, Ты найден в своей свободе.