Я крепко завернул кран и вышел. Удары пульса смолкли, поглощённые просторной, ёмкой тишиной, в которой заглохли пулемётные очереди без устали тикающего времени. (Продолжительность минуты зависит от того, по какую сторону двери в ванную комнату вы находитесь).
Учёные и доктора пишут – секс только для деторождения, но есть и мнения, что секс это самый лучший, легальный и самый приятный способ самоубийства.
И все же, не переставая понимать, что пустота может привести только к пустоте и что вселенная является всего лишь побочным продуктом нашей печали, зачем отказываться от удовольствия споткнуться и разбить себе голову о землю и небо? Тогда как смерть в этом отношении даже чересчур аккуратна, все аргументы говорят в ее пользу.
Куда же может привести столько пустоты и непостижимого? Мы хватаемся за отпущенные нам дни, так как желание умереть слишком логично, а посему недейственно. Если бы жизнь обладала хотя бы одним внятным и бесспорным аргументом в свою пользу, она уничтожила бы сама себя – инстинкты и предрассудки улетучиваются от соприкосновения с Неукоснительностью. Все, что дышит, питается недостоверным; для жизни, этой тяги к Безрассудному, любое привнесение логики гибельно…
Любовь или вера во мне осуществляются, даже если ты не рядом со мной: так ты веришь в Бога, пуская и не ощущая истины ясно и вещно в себе. Божья сущность необходима тебе, обращенной в любовь, любовь невесома, нет ее даже в осуществленье, лишь сквозняки любви скользят и переливаются по нашим лицам, ты же знаешь, ты чувствуешь это – качели сквозняков, укачивающих нас. (Поскольку Халиф не мог взглянуть на Лейлу глазами Маджнуна, ему не удалось разгадать тайну этой любви).
Иероглиф, означающий «смерть» – это сочетания лепестков на асфальте у подъезда. Иероглиф, означающий «смерть» – это головная боль. Счастливые сны, обрывающиеся с уходом детства. Толстая картофельная шелуха, семечки яблок. Свечение в темноте. Безразличие и уязвимость. Отчаяние, ярость, безнадежность. Слезы вопросов, вопросов, вопросов. Иероглиф, означающий «смерть» – рассыпающиеся листы нерожденной книги. Дети, не умеющие говорить и смеяться. Иероглиф, означающий «смерть» – это долгие муки, больницы, ночи в объятиях боли. О страданиях. О медленной смерти. Становится иероглифом, означающим «смерть».
Нечто вроде куку-вот-и-я от которого как говорится светлеют лица и оцепенело кино? Станет больше, умнее, витиеватее, утончённее, изысканнее, изобретательнее… Ободками вещей в моей жизни запомнилась первая треть. Он пуст был, но и сверх того, на чудесный порядок пустей, пока царствуешь, злясь на себя, существуешь, царапаешься немножко, – (а в этой растяжке сознания ни шагу не сделать вперёд). Ничем чреват, лишь круги в перламутровой их утробе говорят, что он есть.
Что если ты придёшь и руку положишь мне на глаза. Ты всё равно придёшь, зачем же не теперь? Неужели еще 3 года? а что? ожидание – это кефир. Но ведь прежде, чем ожидание станет слишком долгим? Пожалуйста, а?
Год-то какой чистый! Необжитый, необожжённый, одиноческий, иноческий – ночами. Я обожаю раннее утро, часов этак в пять. Ты идешь, и на улице ни души. Мир кажется чистым. И грузный, полный год не жди, не жди невзгод. Он не придёт, но как будто, как будто…
В определённом смысле, в будущем нет никого. В определённом смысле, в будущем нам никто не дорог. Будущее всегда настаёт, когда кто-нибудь умирает. Мне не из чего сплести венок, чтоб как-то украсить чело на исходе этого чрезвычайно сухого года.
И весельчак ли он сам или хмурен, как сентябрь в последних числах… Боль далеко, не прячь глаза и не скорби. Беспощадна ли судьба или отходчива, в конце концов она "сплетает" и расплетает любые неожиданные и странные "венки". Тогда в который раз мы принимаемся за изучение времени. Мы учимся времени, стягивающему края представлений, предзнания. Его игла, иногда золотая, а подчас платиновая, приятно холодит разгорячённый мозг.
Время, когда конкретные отношения разорваны, за исключением нити, тянущейся от зрачка, время, когда пучки тончайших ощущений распадаются без остатка – торжество впечатлений как таковых. Распад – это одновременно же чье-то приобретение, а жертвоприношение оборачивается возможностью – и необходимостью – требования жертвы.