Светлана Замлелова
Анамнез
* * *
В воскресенье Наденька Егорова подалась на каток. Но поскольку кататься она не умела, то остаток дня ей пришлось провести в травматологическом отделении ближайшей поликлиники, подозревая у себя перелом правого запястья...
В травматологии тоскливо. На хромых стульях, прибитых спинками к длинной деревянной рейке, сидят больные. Сидят молча, не без любопытства наблюдают за тараканами, украдкой пробегающими вдоль плинтуса. Больных человек пять. Ближе всех к приёмной сидит очень пьяный джентльмен, явившийся за помощью в сопровождении матери. Глаза у джентльмена мутны и, похоже, не могут сфокусироваться ни на одном из предметов. Сам он, судя по всему, не вполне понимает, где находится, и оттого то и дело обращается к матери со странными вопросами:
– Мишка ушёл, что ли?
Мать этого джентльмена поминутно ворчит и отирает какой-то тряпицей окровавленный лик своего дитяти. Дитя же отмахивается и вновь интересуется судьбой Мишки:
– Да где Мишка?.. Ушёл?.. Пить дай!..
Мать вздыхает:
– Смотри, выродок... Дождёсся когда-нибудь... Сёдня вон нос своротили, а завтра, глядишь, и башку проломят... Алкаш чёртов!..
«Алкаш» решительно поворачивается к матери и, пытаясь остановить взгляд на её лице, ласково вопрошает:
– Что вы врёте, мама?..
В это время из приёмной раздаются раздирающие душу крики. Очередь вздрагивает, и все головы, как по команде, поворачиваются в одну сторону, точно надеясь увидеть, что происходит там, за дверью, и кто же так зычно кричит. Голос молодой, женский. Одновременно слышны ещё два голоса. Один мужской, другой докторский.
Мужской уговаривает:
– Ну, потерпи, Машенька... Надо же снять ботинок... В ботинке нельзя...
– А-а-а! – страшно, по-звериному орёт Машенька.
Докторский голос не расположен к нежности:
– Да хватит ор-рать!.. Терпи, надо ботинок снять... Устроила истерику, горнолыжница хренова... Глаза б мои на вас не глядели...
– Бо-ольна-а! – ревёт Машенька.
– Больно, больно... Любишь кататься... Да замолчишь ты?!.. Терпи, говорю...
Из-за двери слышится возня, Машенькин рёв и мужской голос:
– Ну, Машенька!.. Потерпи... Ну, немножко осталось... Ну, ну...
Наконец Машенька испускает последний истошный вопль и умолкает.
– Родила, наверное! – острит прыщавый парень с перевязанным пальцем. Острит и сам смеётся.
Меж тем, дверь приёмной распахивается, и в коридор вывозят Машеньку. Машенькой оказывается девочка лет четырнадцати. Мужской голос принадлежит её папе, высокому, холёному мужчине в дорогой спортивной амуниции. В руке он держит Машенькин ботинок.
Горнолыжники почему-то очень раздражают доктора, мужеподобную молодую женщину. Она отвозит Машеньку в соседний кабинет на рентген и, воротившись, обращается к очереди:
– Видали?.. Горнолыжница хренова!.. Не успела на лыжи встать – нога сломана... Истеричка...
Очередь кивает головами:
– Да-а-а! Их теперь много развелось... Горнолыжников-то...
– Ну? Кто тут следующий?..
Следующим оказывается пьяный джентльмен с окровавленным ликом. Он плохо понимает, что происходит вокруг и оттого на призыв доктора не отвечает, а сидит так, будто зашёл скоротать время, и ничего ему ни от кого не нужно. Его мать, пылая гипертоническим румянцем, начинает объяснять доктору, что же случилось с её незадачливым сыном. Доктор молча выслушивает старушку, изредка кивает, давая тем самым понять, что улавливает суть дела, затем брезгливо, двумя пальцами берёт пьяного за рукав:
– Давай, заходи... Чо расселся?..
– Слышишь, чего тебе врач говорит?.. А ну, вставай...
Мать с доктором совместными усилиями запихивают пьяного в приёмную. Он мычит и отмахивается от них, как от надоевшей мошкары. А обе женщины, увлёкшись, ругают его, на чём свет стоит, выбирая при этом самые отвратительные, самые богомерзкие выражения.
– Считайте его коммунистом! – острит прыщавый вьюнош с пальцем. И снова смеётся в одиночестве...
Наконец подходит очередь Наденьки. Доктор долго осматривает руку. Щупает, нажимает, дёргает. И отправляет «на рентген».
Рентгенолог молода и жеманна, говорит с ленцой, не глядя на собеседника. Она устала и оттого сердита на весь белый свет. Люди и темнота раздражают её.
Она подводит Наденьку к огромному аппарату, сконструированному, судя по размерам и стонам, которые он издаёт при малейшем к нему прикосновении, ещё Поповым.
– Сюда руку...
Поверхность, на которой больные призваны расплющивать повреждённые конечности, подставляя их икс-лучам, располагается на уровне колен взрослого человека. Поэтому, укладывая руку под рентгеновскую трубку, Наденьке приходится сгибаться в три погибели.