— Стащить чего решил? А ну пшел вон отсюда!
Мать оглянулась на крик и поспешно оттащила мальчишку от заманчивых сладостей.
— Ну что это за ребенок такой! — всплеснула она в отчаянии руками. — В следующий раз останешься дома сидеть!
Угроза подействовала: Рист на время забыл о вкусных ароматах и заторопился, чтобы успеть за матерью.
Скучная брюква с фиолетовыми пятнами уныло глядела на него из овощной корзины. Вокруг галдел торговый люд, толкались покупатели, то и дело распихивая друг друга локтями, чтобы успеть прикупить только что завезенного на рынок свежего мяса.
Переходя от налившихся помидоров к прилавку со свежей зеленью, Рист уже пожалел, что не усидел дома. Сладости остались далеко позади, а в людской массе мальчика то и дело задевали руками и разноцветными юбками по голове.
Вдруг впереди раздался шум, перекрывший общий гул, и покупатели схлынули назад, образуя круг вокруг прилавка с полосатым, желто-зеленым навесом.
— Сыр украли! Держите его! — кричала пожилая торговка, размахивая мясистыми руками в воздухе. — Держите ворюгу! — Она попыталась сама выбраться из тесной палатки, но толстые бока здорово ей мешали; женщина едва не опрокинула лежавшие рядком сырные головки.
Долговязый парень лет двадцати смешно вращал длинными худыми руками в воздухе. Шерстяная кофта вора раздулась на животе, указывая, где припрятано присвоенное. Увидев, что все пути к побегу перекрыты, он грязно выругался и затем неожиданно для всех свистнул.
За его спиной, растолкав возбужденных зрителей, появилось еще двое. Один взмахнул огромным тесаком, явно украденным с мясниковой лавки; второй вооружился длинным топором.
Толпа испуганно замерла. Затем кто-то громко ойкнул, и круг, сжимавший воров, распался: люди резво бросились обратно.
Те, кто торговал возле ворот рынка, спешили, чтобы припрятать все самое ценное; те, кто пришел за покупками, благоразумно решили заглянуть в другой раз. Некоторые под шумок исхитрялись стянуть пару зеленых яблок или буханку хлеба.
Где-то, в одной из маленьких палаток, невзрачный продавец с жиденькой бороденкой нажал толстую красную кнопку, и дежурный рикут принял сигнал.
Мать еле вытащила Риста из начавшейся давки, сдвинув его за себя, прижав к вонючей горе рыбы. Мальчик, вытирая набегающие от запаха слезы, все же высунулся из-за материнского платья, и, не отрываясь, глядел на разворачивающееся действие.
Долговязый, нервно оглядываясь, наклонился:
— Слышь, тетка, гони сюда санги!
Пожилая женщина, посерев лицом, слегка присела от страха.
— Быстрее! — поторопил её второй, с тесаком.
Черный, с синим отливом, манжет, мелькнул возле его шеи: два легких касания, и парень тихо прилег на прогнивший местами тротуар.
Взметнувшееся с топором запястье другого вора рикут поймал и дернул на себя так, что незадачливый грабитель взвыл и выронил домашнее оружие.
Не отпуская его, рикут небрежно швырнул дубинку-атрек в сторону третьего.
Удар, который способен выдержать разве что страж, пришелся точно в грудину долговязого. Хрюкнув, тот закричал, хватая ртом воздух.
— А тот дяденька в белой рубахе, кто он? — спросил Рист у матери, когда они уже почти вернулись домой. Недавняя схватка никак не выходила у него из головы: появившийся из-под земли спаситель торговки так плотно засел в воображении, что мальчик согласился бы провести на душном рынке весь день, только бы еще раз посмотреть на него.
Мать недовольно ответила:
— Это рикут. — Уловив досаду в её голосе, Рист счел за лучшее больше ничего не спрашивать.
Вечером, сидя за ужином и поглощая похлебку из куриной ноги и ненавистной брюквы, Рист объявил:
— Когда я вырасту, я буду рикутом!
Отец, работавший на заводе грузчиком, по выходным сшибавшийся на спор в драках с поддатыми друзьями, ненавидевший, по его собственному выражению, кровопийц-антаров и их прихлебателей, выпучил глаза и ударил кулаком по столу:
— Запорю!
На это его сын пригнулся к глиняной миске с плавающими, криво нарезанными кусками, и тихо, но упрямо повторил:
— А я все равно буду!
… Лежа на неудобной, узкой кровати, с промятым матрасом, Рист трогал холодными пальцами горевшие от сильных ударов ягодицы и вжимался лицом в подушку, размазывая по лицу неумолимо набегавшие слезы.
Родители ругались на кухне. Мать плакала и что-то негромко говорила отцу. Тот ненавистным басом кричал на нее:
— Ну и щенка вырастила! Удавлю обоих!
Не в силах слышать шум и женские вскрики, Рист отвернулся к стене, заткнул ладонями уши, свернулся калачиком и злым голосом прошептал:
— А я все равно буду!
За завтраком Рист ерзал на деревянном табурете — наставленные отцовским ремнем синяки отдавали болью, стоило ему усесться получше. Мать, хлопотавшая по хозяйству, не выдержала, обернулась:
— Ну чего тебе не сидится спокойно?
На её правой скуле багровела длинная, распухшая полоса. Левая щека была будто чуть больше правой. Женщина перехватила взгляд сына, вздохнула, подошла к нему. Присев рядом, прижала к себе и принялась гладить золотистые непослушные пряди. Рист высвободился, посмотрел ей в глаза:
— Мама, за что он тебя так?
— Сынок, ну что ты, что ты, кушай, — мать торопливо пододвинула тарелку с яблочными оладьями. — Пройдет все, ерунда это.
Мальчик засунул в рот оладью, рванул зубами. Кусок не лез в горло. Давясь подступающими рыданиями, он тихо прошептал:
— Мама, давай уйдем куда-нибудь!
— Куда ж мы уйдем, сынок? — женщина быстро отвернулась. — Некуда нам идти. У тебя ведь братья еще есть, как же я одна-то всех прокормлю. Кушай, остынет ведь. — Она поцеловала его в макушку, поднялась, не глядя. Надо было спешить — приготовить все до прихода мужа.
Остаток завтрака прошел в полной тишине. Рист положил недоеденную оладью на край тарелки и выскользнул из-за стола.
— Ты куда? — донеслось ему вслед.
— Я погуляю немножко! — крикнул мальчик в ответ.
— Хорошо, только далеко не убегай!
— Ладно, — пробурчал Рист, но мать, занятая стиркой, его уже не слышала.
Около часа он бесцельно шатался по улицам. Высоко поднявшееся к тому времени солнце начало сильно припекать, и мальчишка остановился, соображая, где можно попить воды.
Вокруг почти никого не было; мимо прошел дряхлый старик с толстой палкой в руке, да пробежала девочка лет десяти-двенадцати, тряся копной льняных кудрей. Рист уже решил, куда отправиться, как вдруг из переулка, недалеко впереди, вышел человек, одетый в белую рубаху с темным воротником.
Сердце бешено застучало. Непослушные ноги двинулись, и он сам не понял, как отправился следом за рикутом.
Длинные тротуары сменялись каменными мостовыми, перекрестки — прямыми улочками, двухэтажные дома — бараками и наоборот. Рист не заметил, как оказался на противоположном конце города; он шел, думая только о том, как не выпустить из вида фигуру со свернутым плащом под мышкой и очнулся, когда перед ним выросло серое небольшое здание с крышей, обитой листами железа. Узкая дверь хлопнула, и мальчик остался один.
Он оглянулся вокруг: его окружали высокие кусты сирени. Проход со двора выводил на широкую, мощеную дорогу. Рист никогда раньше здесь не бывал.
Еще четверть часа он простоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что делать, пока дверь не распахнулась, и из нее не показался человек, которого Рист преследовал.
— Эй, ты! — крикнул рикут. — Иди сюда! Да тебе ж говорю, бестолковая голова, кому ж еще!
Мальчик несмело подошел ближе.
— Долго стоять там собираешься? Заходи!
Темный коридор встретил его запахами старой бумаги, чернил и табака. Стеклянная дверь сбоку распахнулась.