Она приставила нож к горлу лежавшей.
— Ты, поди, и слов-то таких не слышала, а, кровопийца? — и ухмыльнулась. — Думаешь, я поверю твоей овечьей шкуре?
Грета задергалась, пытаясь сбросить её с себя. Острие ножа резануло, и по шее потекла тонкая струйка крови.
— Лежи смирно, а то не услышишь конец. Давно я так не откровенничала. Хочется, чтобы хоть одна из ваших тварей ощутила на себе, как нелегко приходится нам, простым людям.
Иветта еще сильнее надавила коленом, и Грета оставила попытки освободиться.
— Это было первое мое убийство, пиявка. Мне даже понравилось — чувствовать, как лезвие входит в жирное брюхо. Как в нарядный пирог, знаешь, который дарят городские своим детям на день рождения. Я такой никогда не пробовала.
Потом я вернулась в Фурту. После пары удачных краж уличную девку заприметил хозяин, и я попала в местную воровскую общину. И заодно продолжила дело своей матери — по-другому вести себя здесь не полагалось.
В равнодушно звучавшем голосе появился оттенок злобы.
— Чем дальше, тем было тяжелее. Один из местных мальчиков так влюбился в меня по уши, что уговорил удрать в Приграничье. Как только мы добрались до первого города, ночью его поймали и высосали всю кровь. Ты когда-нибудь видела, кровопийца, как пауки высасывают муху?
Грета сглотнула.
— Я не уронила над ним ни одной слезинки. И даже не смогла найти того, кто это сделал. Вернулась обратно — и предложила хозяину в обмен на прощение хорошую мыслишку — как заработать много золота.
Так мы стали отлавливать пиявок. По одной, осторожно. Заметали все следы — выяснили у пленных, что стражи могут взять только свежий след, не дольше двух-трехдневной давности — поэтому в основном брали тех, кто ехал из города в Приграничье.
Она подняла нож и слегка выпрямилась, видимо, устав.
Грета не теряла ни секунды — повернула голову и вцепилась зубами в руку, прижавшую ошейник к земле.
Иветта взвизгнула, выпуская звенья, и замахнулась ножом. Поздно — антар уже откатилась в сторону.
Еще миг, и она поднялась в полный рост.
— Я тебя убью! Убью! Убью!
Они кружили друг напротив друга. Убийца не спускала глаз с жертвы, загнанной в угол.
Та в отчаянии подняла цепь перед собой.
— Попробуй только, — зашипела Иветта, и кинулась, рассчитывая воткнуть нож прямо в живот.
Грете оставалось только одно — закричать, что она и сделала.
Противница от неожиданности промахнулась, и антар толкнула её к стене. Разглядев, что оглушенная женщина пытается встать, она набросилась на врага, принявшись колотить изо всех сил кулаками по чему попало.
В ответ воровка ударила девушку коленом в живот. Внутри все ожгло дикой болью, и Грете показалось, что в легких закончился воздух.
Иветта вновь села на нее сверху, пригвоздив ладонью горло к полу, другой рукой шаря в темноте по соломе, в попытках отыскать выпавший нож.
Мощный удар вынес дверь с петель.
В проеме возникла огромная фигура.
Ворвавшийся лунный свет уронил свой блик на лезвие топора, с размаху опустившегося туда, где затылок Иветты соединялся с шеей.
Грета, поспешно отталкиваясь, выбралась из-под безвольного тела.
Над ней грудой мяса возвышался Кирис.
— Дура баба, — недовольно цыкнул он. — И чего не сиделось на месте! Никак от заскоков не могла избавиться. Дались ей эти антары!
Только сейчас девушка увидела, что лезвие глубоко засело в черепе, и из страшной раны на пол срываются крупные, тяжелые капли.
Она дернулась, всхлипнула.
А затем завизжала.
Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы нежданный спаситель не отвесил бы ей оплеуху.
— Тихо ты! Чего орешь!
Кирис, кряхтя, присел на корточки, подсовывая руки под неподвижную Иветту. Затем встал, перехватив ношу поудобнее.
Кровь все капала, набираясь в темную лужицу. Громила заметил — осторожно положил тело назад, содрал с него рубаху, замотал шею и только затем поднялся вновь.
— Прибери здесь, — сказал сухо. И переступил за порог, не оглядываясь, толкнув дверь плечом.
Голова воровки мотнулась на прощание, словно Иветта превратилась в тряпичную куклу.
Грета, дрожа от страха и подступающего холода, закуталась в дырявое одеяло. Сердце еще бешено колотилось, но пальцы и ступни уже начали снова замерзать.
Когда Рист убивал рикутов, это казалось каким-то ненастоящим. Точно скажи этим людям подняться — и они встанут, как ни в чем ни бывало.
То, как Кирис хладнокровно прикончил бывшую напарницу, вселило в девушку ужас. Она привыкла смотреть на кровь в своем бокале — на холодную, разогретую, остывшую, но никогда еще не видела её такой — вытекающей по каплям из мертвого тела.
Грета никак не могла оторвать взгляд от места, где несколько минут назад лежала мертвая Иветта. Странная мысль, от которой её замутило, закралась в голову.
Сколько же она нормально не ела? Три дня? Четыре?
Лунный луч блеснул, окунаясь в стынущую на полу лужицу. От крови поднимался легкий парок.
Антар нервно облизала губы. Нет, ни за что. Лучше умереть.
Но голод был сильнее — он ворочался, проедая дыру в животе, и тянул из тела последние силы. Знакомый запах защекотал ноздри, скользнул по горлу и поднял внутри невыносимую волну, скрутив желудок в приступе жажды.
И Грета не выдержала.
Глава двадцать четвертая
Дождь кончился внезапно, словно кто-то там, наверху, закрутил небесные вентили до упора. С намокших желтых листьев то и дело срывались крупные капли. Умытый холодным дождем осенний лес немного приободрился: в чаще, где ветви деревьев еще были прикрыты листвой, зазвенел одинокий голос белобровника.
Рист посмотрел на пасмурно-серое небо, и провел рукой по волосам, стряхивая лишнюю воду. Он не любил сырость; но сейчас, после долгой, тяжелой жажды прохлада дождя казалась спасительным чудом. Несколько глотков собранной живительной влаги помогли обрести ясность ума, несмотря на то, что жар так и держался, а рана беспрерывно пульсировала и горела.
Страж с трудом встал. Ладонь скользнула по шершавому стволу; он сделал несколько шагов. Что ж, идти можно, хоть и не с той скоростью, к которой привык. Вопрос только, куда?
Грета, если все хорошо, наверняка движется в Лисир, и уже добралась до первого крупного города на своем пути. Но до него больше суток ходьбы, которых у Риста нет, если, конечно, в планы стража не входило остаться без одной руки.
Заразу нужно остановить, а сделать это без лекарств не просто трудно — невозможно.
Он задумался.
В нескольких часах ходьбы отсюда лежит перекресток, одна из линий которого тянется к деревне под названием Фурта, а оттуда почти сразу же втекает в Юргу — небольшое поселение, которое и городом-то назвать язык не повернется. Но у Юрги есть одно неоспоримое преимущество — Рист точно помнил, что в ней находится не меньше двух аптечных заведений.
Если поторопиться — страж будет там уже вечером.
Свежий воздух после дождя приятно холодил, пока Рист был в перелеске. Но как только он вышел на прямую дорогу, поднялся сильный ветер, разбудивший в нем непреодолимое желание горячего чая и теплой крыши над головой.
Несмотря на холод, грязь под ногами упорно не желала замерзать, и на перекрестке порядком выдохшийся страж приостановился отдохнуть. Унылая распутица уходила вдаль расквашенной колеей.
На вязкой глине отчетливо проступали следы — кто-то совсем недавно проехал здесь на телеге, причем, если судить по отпечатку, одно из колес было сильно расхлябано. Рист не удивился — жители Фурты часто ездили в Юргу по своим делам, а иногда забирались и совсем далеко, вплоть до подступов к Приграничью.
В запах сырости вплетались вонь конского навоза, горечь полыни, росшей на бездорожье, и едва ощутимый, но очень знакомый аромат. Прежде чем страж успел вдохнуть и растворить его в собственных ощущениях, память вздрогнула и инстинктивно выдала ответ.