Грета.
Не далее как час назад, на этом самом месте, стояла дочь его самого близкого друга — Тиура.
Или… проезжала?
Рист нагнулся, дотронулся до следа, вдохнул запахи, которые все вместе образовывали жуткую мешанину.
И почуял, нет — увидел.
Старая, заезженная телега — скрипучее дерево, которое ни с чем не перепутаешь. Две измученные слякотью и непогодой кобылы — тяжелый дух лошадиного пота.
Удушливый смрад того, кто правил повозкой.
Почти рядом — незнакомый запах злобы и ненависти, желания крушить и убивать. Женщина — не слишком молодая, но и не старая.
И — испуг, смятение, боль. Грета.
Рист в ярости отшвырнул ногой подвернувшийся кривой сук, наполовину утопленный в глинистом киселе.
Почему, почему именно сейчас?!
Следы вели в Фурту. Об этой деревне страж был немало наслышан. Лет десять-пятнадцать назад через нее можно было проезжать без затруднений. Но потом вдруг что-то неуловимо изменилось — и путники перестали заглядывать сюда без особой нужды. Да и сам он не стал бы забредать в Фурту в одиночку. Гиблое место, притон для ворья разного рода. А жулье, как известно, если держится вместе, может дать довольно серьезный отпор.
Впрочем, с виду жители были весьма законопослушны — по крайней мере, дуцент от них поступал регулярно, и детей они записывали в городе через месяц после рождения, как и полагалось, и брачный возраст соблюдали, рожая не раньше, чем через семь лет. Потому их особо не трогали ни рикуты, ни стражи.
Правда, был здесь один случай — лет так восемь тому назад в этих краях пропал молодой антар. Тогда деревню перевернули с ног на голову — стражи обнаружили след, ведущий прямиком в местную таверну. Но, как ни бились, никого не нашли.
Разум подсказывал Ристу, что идти в место, кишащее возможными неприятностями, в его состоянии — весьма рискованная глупость.
Но и Грету он оставить не мог. Следовало убедиться, что антар, по меньшей мере, жива.
Дорога обвивала деревню с одной стороны, и уходила дальше на северо-восток — в Юргу. С другого бока Фурта была погружена в хвойный лес, где под тенистыми широкими лапами старых елей ютились чахлые пихтовые деревца.
Он свернул в ельник — идти по открытому полю казалось слишком плохой идеей. Самым сложным оказалось держать след на большом расстоянии. Если бы не сильный испуг девушки, Рист потерял бы его в самом начале.
Терпкость соленых слез каждые несколько минут обрывалась, словно тонкая ниточка. Напротив таверны она задержалась, но ненадолго, а затем повернула на окраину. Здесь страж смог вздохнуть с облегчением — идти украдкой стало намного легче, когда дома растворились в пасмурной хмари позади.
След повис в воздухе, тонко задрожав, и оборвался. Там, где оканчивались деревянные избы, начиналось длинное ржаное поле, местами уже убранное. Черные проплешины чередовались с поникшими бледными колосьями. На другом конце высилось несколько строений — одно высоко над землей, на сваях, и еще пара небольших, прохудившихся — конюшня да развалюха, непригодная для жизни — обычный деревенский сарай.
Рист втянул причудливо скрестившиеся запахи и оглянулся по сторонам. Если не считать стайку воробьев, перескакивавших с места на место, вокруг не было ни души.
Он закрыл глаза и принялся плести. Длинные тонкие нити взмыли в воздух и понеслись вперед, прощупывая каждый сантиметр, отделявший стража от Греты.
В большом здании — десятка полтора мужчин, не меньше. Девушка… одна или даже две, но не антары — обычные люди. Что-то не похоже на примерную семью — скорее, напоминает разбойничий вертеп.
Один в конюшне — парень, нет, мальчик, обслуга, взятая за краюху хлеба в день — задавая лошадям корм, сам думает о еде.
Грета. Странное было это ощущение — вкрадываться в чужое и одновременно знакомое сознание. Он чувствовал отчаяние, страх, боль. Много боли — не от душевных терзаний, а самой настоящей, жгучей и нестерпимой, пронизывающей все тело насквозь.
Страж соткал мягкий, убаюкивающий невесомый кокон и бережно набросил его на разум антара. На том конце поля пленница устало зевнула, свернувшись калачиком на слежавшейся соломе, и незаметно для себя погрузилась в сон, где рядом по-прежнему был отец.
Рист выдохнул и вынырнул на поверхность.
Самое несложное плетение отняло у него уйму сил, но покинуть Фурту просто так — значило пойти против собственной совести. По крайней мере, антар сможет продержаться еще пару суток — как раз столько, чтобы он успел хотя бы немного залечить рану и вернуться за ней.
До Юрги страж, как ни старался, добрался только к глубокой ночи. Дверь постоялого двора приоткрылась на настойчивый стук с третьего раза. Заспанный, недовольный хозяин высунул всклокоченную голову в приоткрывшуюся щель и рявкнул:
— Ну, чего еще? — окинул взглядом потрепанного ночного гостя и добавил:
— Попрошаек не пускаю! — и дернул ручку на себя. Рист едва успел впихнуть ногу в узкий проем. Неторопливо вынул кинжал, сунул под нос человеку.
Несколько секунд тот смотрел на темный клинок, затаивший в глубине вишнево-кровавые капли. Затем подобрел, суетливо распахнул дверь:
— Простите, бабат страж, что ж вы сразу не сказали!
Рист вошел, не снимая плащ, присел на лавку. Хозяин уже вился рядом.
— Вы перекусить или ночевать останетесь?
— Комната есть? — спросил гость, оглядывая зал. Никого, ну оно и понятно в такую-то темень. Высокие потолки, деревянная лестница наверх. Никаких излишеств, все просто — грубо вытесанные бревна, тяжелые столы, стойка.
— Есть, да не одна, — вздохнул хозяин, — путников нынче маловато стало. Ужин подать наверх? Шибко не попотчую, уж не обессудьте, но рагу и куриные крылышки еще остались, к ним могу вино предложить и квас.
— Наверх, — решил Рист, — и от вина не откажусь. Прислужник имеется? Заплачу двойной монетой.
— Конечно, имеется, не беспокойтесь, сейчас же разбужу. Проходите пока, располагайтесь — выбирайте любую из тех, что справа.
…Мальчишка оказался шустрый — принес все, что было нужно, ничего не напутав. Нагрел воды, и, получив несколько медяков, умчался, довольный — досыпать.
Ристу показалось, что рана вспыхнула, когда он вылил на неё вино. Впившись зубами в полотенце, страж взрезал опухшие края. Плоть поддавалась туго, и несколько раз, обессиленный, он откладывал клинок в сторону, чтобы вытереть со лба пот.
Наконец с обработкой было покончено. Рист убрал оставшиеся монеты, повесил плащ — чтобы к утру просох, на всякий случай задвинул тугой засов и растянулся на жесткой кровати.
Он не уснул — провалился в смурное забытье, то и дело прерываемое короткими пробуждениями. Дважды ему казалось, что к двери кто-то подходил и прислушивался. И только под утро усталость взяла свое, и сознание провалилось в глубокий, черный колодец.
Проснулся Рист, когда луна уже бросила первый блик на вечереющий небосклон, от того, что в дверь громко колотили. Это был хозяин.
— Я уж думал, не случилось ли чего, — заискивающе сказал он. — Как-то вы, бабат, долго не открывали.
Стражу не понравилось выражение его лица — словно испуг прошелся легкой рябью по угрюмому лицу, всколыхнув далеко запрятанный страх.
— Я останусь еще на пару дней, — ответил он, ссыпая в подставленную ладонь серебро, — ужин, как вчера.
Поблагодарив за принесенный поднос, Рист вновь закрыл комнату изнутри. Осмотрел рану — та выглядела значительно лучше: края сильно стянулись, кожа вокруг побелела и спала.
Посчитал, сколько времени он провалялся без памяти, стиснул зубы.
Свернул плащ и распахнул ставни окна.
Страж не видел, как к хозяину пришли двое чужаков и долго о чем-то его расспрашивали, а потом поднялись наверх.
Фурта встретила его всё той же унылой картиной. В рассветных сумерках Рист, устроившись поудобнее, принялся размышлять, как лучше вытащить Грету, не перебудив при том всю округу. Дело значительно облегчалось тем, что собак поблизости не наблюдалось, а владелец хибары, очевидно, не питал к живности особой приязни.