— Ох, она здесь. Я сказал тебе, что могу чувствовать ее...
Цвейл затих.
— Отец?
Домор обернулся. Цвейл остановился, глубоко задумчивый.
— В чем дело?
— Я могу чувствовать ее, — сказал Цвейл. — Я могу чувствовать, что она поблизости.
— Так вы сказали.
— Нет, Шогги. Подумай об этом. Я могу чувствовать ее. И я думал, ну, что это хорошо и обнадеживающе. Комфортно. Но я могу чувствовать ее. Как магнит чувствует настоящий север.
— Что?
Цвейл внезапно повернулся и начал шлепать туда, откуда они пришли.
— Отец? Отец!
— Идем, Шогги! — откликнулся Цвейл. — Я был дураком, что есть, то есть! Это было прямо у меня перед глазами, и я упустил это.
— Что было?
— Я могу чувствовать ее зов, — решительно сказал Цвейл. — Боже, Домор. Ты не слушал? Не отставай. Она может вывести нас отсюда. Мне только нужно слушать, позволить себе чувствовать. Потом следовать. Быть ее пилигримом, ее имхавой, прямо так, как я делал всю свою жизнь. Следовать по ее пути. Идти к ней, откуда бы она не позвала. Позволить ей направлять меня из тьмы к свету. И тебя, конечно же.
— Мы там уже были, — запротестовал Домор.
— Мы уже везде были, — ответил Цвейл. — В этом месте больше нет смысла. Варп позаботился об этом. Мы просто следуем за светом. Что?
Домор улыбался. — В этом столько же смысла, как и во всем, что я слышал за сегодняшний день, отец, — сказал он.
Цвейл кивнул. — Чудеса носят маскировку, мальчик мой. Как, ну знаешь, усы и шляпы и те кушаки с помпонами. И, маски. Дело в том, что ты не всегда узнаешь их сначала, даже когда твой разум – это высоконастроенный духовный орган, как мой. Император защищает, Шогги Домор, и сегодня он защищает нас через святость его Беати. Мы просто были слишком напуганы и озабочены и заняты, чтобы увидеть это раньше. Но теперь я это вижу, о, да! Откровение. Пелена спала с моих глаз, и я узрел путь спасения...
Раздался ужасный, холодящий кровь визг, и нечто черное направилось из тьмы прямо к ним. Цвейл закричал и упал в большом всплеске сточной воды. Домор отпрянул. Им снова завладел ужас.
Это. Это. Это нафес это...
Он почувствовал, как когти скользнули по его щеке, как горячая кровь потекла по его лицу.
Тьма все еще визжала на них.
— Шогги? Шогги?
Визг прекратился.
— Отец?
— Ох, — произнес Цвейл. Он поднялся, промокший насквозь, вытирая лицо и пристально смотря на Домора. — Он достал тебя. Порезал тебе щеку.
— Какого феса...? — заикаясь произнес Домор.
Цвейл прошлепал мимо него, и подхватил грязную массу из воды, большое рваное очертание, которое молотило там, где приземлилось.
— Ох, угомонись уже, маленький бедный мудак, — проворковал Цвейл.
Это был полковой талисман.
— Дерьмо, — сказал Домор.
— Ты видишь? — сказал Цвейл. — Это Квил. Маленький бедный мудак.
— Квил?
— Я назвал его. Потому что у него не было имени. Это сокращенно от...
— Да пофигу, — сказал Домор.
Псайбер-орел был ранен. Перья были изорваны, и он был покрыт кровью. Одна из его голов была отсечена.
— Бедный старый ублюдок, — сказал Цвейл, удерживая удивительно большое и тяжелое создание в своих руках так хорошо, как мог. — Он потерял свою голову.
— Я вижу.
— Похож на... как там это слово? Как ты называешь двухголового орла, который потерял голову?
— Э... орел?
Цвейл пожал плечами. — Надо полагать.
Псайбер-орел начал дико трястись в его руках, загребая воздух крыльями.
— Спокойно! Спокойно! — крикнул Цвейл. Он был вынужден отпустить его. Орел полетел по коридору от них, кусочки перьев плавали в воздухе позади него.
— Видишь? — сказал Цвейл.
— Что?
— Он полетел туда же. Туда же, куда и я собирался. Он тоже может ее слышать. Птицы очень умелые. Охотники, понимаешь? Он настроился. Он следует ее зову. Святые могут делать такое, понимаешь? Они могут призывать животных и созданий дикой природы на свою сторону. Травоядные животные с ферм и охотники из леса, они собираются толпами. Ставлю на то, что он может слышать ее лучше, чем я. Острое чувство неприрученного, понимаешь, неограниченного сознательными мыслями. Бегущего по инстинкту.
— Вы говорите, что мы должны последовать за ним?
— Да. Он приведет нас к ней. Он выведет нас из темноты.
— Точно, — сказал Домор.
Далин остановился, и тяжело прислонился к каменной стене.
— Дал? — спросил Колеа, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. Далин был бледен, и пот оставлял следы от струек в грязи на его лице.
— Дай мне момент, — сказал Далин.
— Ты заболел?