— Это ребенок Майора Колеа? — внезапно спросила Лакшима.
— Да, — сказал Харк.
— Такое возможно, что сигнал можно интерпретировать по-разному, — сказала Лакшима. Она быстро пошла вперед, вода рябила вокруг ее длинной мантии. — Лорд Исполнитель...
— Йонси, — сказал Гаунт. — Послушай меня, Йонси. Почему ты смеялась? Что заставило тебя смеяться?
— Потому что время пришло, глупый, — сказала она. — Папа говорит, что время пришло. Я этого не хотела, но он говорит, что время пришло. Плохая тень больше не будет ждать.
Начался низкий вой, похожий на то, как пила для костей раскручивается до полных оборотов. Интенсивная рябь пошла по воде от Йонси Колеа, и по воздуху вокруг нее, пока подпространственные мембраны трещали и изгибались.
Керт закричала. Гаунт просто заслонил ее собой.
Йонси больше не была Йонси. Удушающая тьма вырвалась из нее, как будто мертвая звезда моргнула анти-светом. Она раскололась и перестроилась в четкую, но сложную фрактальную форму, складываясь, как какой-то сложный, шарнирный пазл. Ее улыбка была последней вещью, которая исчезла.
То, что заняло ее место, все еще было ей. А, так же, самой омерзительной тварью, которую кто-либо из них когда-либо видел.
XIV. ПРАВДА И ДРУГАЯ ЛОЖЬ
— Это зловеще, и невозможно притворится, что это не так, — сказал Колеа, пока они брели.
— С вашей маленькой девочкой все будет в порядке, — сказал Бленнер рядом с ним. — Я в этом уверен, майор.
Он не звучал уверенно. В полусвете, Колеа мог видеть напряженный язык тела Бленнера, как будто он пытался сбежать в себя, потому что здесь больше не было, куда уйти.
— Я ценю, что ты пытаешься звучать ободряюще, Вэйном, — сказал он.
— Ну, для этого и есть комиссары, — сказал Бленнер с пустым смехом.
— Для этого и других вещей.
Бленнер вздохнул. Его дыхание убыстрилось. — Издержки профессии, — сказал он.
— Хотя, должно быть, было сложно в первый раз?
— Я не хочу думать об этом, — сказал Бленнер.
— Прости, — сказал Колеа. — Мы должны держать себя в руках.
Бленнер кивнул. — Я... я нахожу это трудным в эти дни, майор, — ответил он.
— Иногда просто нужен кто-то, с кем можно поговорить, — сказал Колеа. — Друг. Понимаешь? В противном случае, такие вещи укрепятся внутри. Зажмут человеческий разум. Заставят его делать глупые вещи.
— Вещи?
— Я знал людей, разваливающихся на части, — сказал Колеа. — Начавших пить. Или злоупотреблять таблетками. Просто чтобы держать демонов внутри.
— Таблетки?
— Всегда есть путь назад, Вэйном. Просто нужно открыться и поговорить.
— Я бы хотел... — начал Бленнер.
— Что?
— Я бы хотел, чтобы ты только что не сказал «демоны», — сказал он.
Колеа улыбнулся. — Вэйном?
— Да?
— Раньше... ты помнишь? Когда я только спустился в подвал. Ты собирался сказать мне кое-что.
— Разве? — спросил Бленнер. — Я не помню.
— Я помню, — сказал Колеа. — Если я когда-либо и видел человека, который собирается сбросить бремя со своих плеч, тогда, это был ты. Что это было?
Бленнер какое-то время не отвечал. Затем из него вырвался тихий надорванный писк.
— Я не могу это сделать, — сказал он. Колеа едва мог его слышать. — Вина. Это вина, понимаешь? Только на мне, на мне, все время.
— Поговори со мной, Вэйном, — Колеа уронил свой голос до низкого шипения. Им пришлось замедлиться, и остальной отряд Баскевиля слегка оторвался от них.
Бленнер посмотрел на Колеа. Его глаза были отекшими и красными. Крошечный тик заставлял его левую щеку дергаться.
— Низкое Острие, — сказал он. — Это было глупо. Так глупо. Я... я просто пытался держать себя в руках. Они вонзили в меня когти. Я имею в виду, меня как следует поимели. У них была грязь на меня, которая бы стала... стала бы концом.
— Кто?
Бленнер сглотнул, и вытер глаза.
— Ничто из этого сейчас не имеет значения, — сказал он. — Это все казалось таким важным тогда, но сейчас? Здесь? Фес! Это так нелепо! Ужас здесь, наши жизни... за нами идет смерть, и выхода нет.
— Расскажи мне, — сказал Колеа.
— Что? — Бленнер рассмеялся пустым смехом. — Признание на смертном одре?
— Думай об этом, как об отпущении грехов, — сказал Колеа. — Если это будет нашим концом здесь, внизу, то как ты хочешь, чтобы это произошло? Разве ты не хочешь оставить этот долг и перейти в следующую жизнь с чистой совестью?
— Только в смерти, а?
— Они говорят, что так это заканчивается. Долг, да. Я не знаю насчет вины.
Бленнер замешкался.
— Я не помню, чьей это было идеей, — тихо сказал он. — Гендлера, может быть?