— Что?
Жукова стояла под каналом и смотрела вверх.
— Что, Жукова?
— Он бы поднялся, — сказала Жукова, — если бы это был легкий путь.
Крийд, спотыкаясь, вернулась к ней, тяжело дыша.
— Что? — спросила она.
— Если он был ранен, — сказала Жукова. — В отчаянии. Знал, что не сможет добраться до главной линии. Решил спрятаться.
Крийд посмотрела на нее. — Это предположение? Ты предполагаешь?
— Я пытаюсь думать, как бы он мог думать, — ответила Жукова. — Я не думаю, что смогла бы пробежать еще. Не весь путь. А потом, сколько еще километров, чтобы выбраться из города, через зоны конклавов, назад к вражеским линиям? Если бы я была ранена, я бы спряталась. И это единственное место, где можно спрятаться. Единственное.
Крийд сердито посмотрела на нее.
Жукова потянулась и схватилась за нижнюю перекладину сервисной лестницы. Она немного поднялась по основанию ствола канала.
Она замерла, и провела рукой по следующей перекладине, затем посмотрела вниз ан Крийд и показала ей ладонь.
Она была испачкана желтой жидкостью.
— Ублюдок ушел наверх, — сказала она.
— Фес, — прорычала Крийд. — Спрыгивай! Спрыгивай нафес, Орнелла!
Жукова приземлилась рядом с ней. Крийд подняла посох, навела его в ствол канала, и выпустила импульс пульсирующей гравитационной силы.
Они услышали, как он попал во что-то в темноте далеко наверху. Глухой металлический удар. Пыль, щебень и хлопья ржавого металла посыпались на них.
Крийд затолкала посох в ранец и схватилась за нижнюю перекладину, подтягивая себя вверх.
Подбежал Обел, задыхающийся и кашляющий, из канала позади них.
— Крийд? Куда ты, фес тебя? — выдохнул он.
— Наверх! — крикнула Крийд, исчезая из вида.
Жукова посмотрела на Обела.
— Потому что он ушел туда, — сказала она.
— Оно мертво? — спросил он.
Беати Саббат вздохнула. Гаунт никогда не видел ее настолько истощенной. Даже мягкий, внутренний свет, который, казалось, она генерирует, приглушился.
— Да, — сказала она.
Жилой зал сводчатого подвала был просто жилым залом. Все искажения реальности исчезли, как сны. Сточная вода поспешно утекла, оставляя только грязные лужи и мусор на каменных плитках. Люди Баскевиля зажигали лампы, так что здесь, по крайней мере, было немного света.
Гаунт медленно огляделся. Теперь просто подвал: холодный, сырой, поврежденный, старый. Просто место, твердая обычная реальность, набор глубоких камер, о которых никто не заботился. Злоба, которая пропитывала камни, исчезла со смертью машины скорби. Сводчатый подвал приспособился к реальности и вернулся к тому, чем всегда был.
Гаунт остановил себя. Нет, место изменилось навсегда. Теперь сюда никто не пойдет. Место должно быть запечатано, не потому что здесь был какой-то, не полностью исчезнувший след нематериального зла, но из-за того, чем это место было. Могилой. Местом убийства. Местом, настолько загруженным горем и потерями, что здесь даже было тяжело стоять.
Мертвые усеивали пол между лужами грязной воды и сломанными койками. Люди Санкто. Оскет передвигался от тела к телу, проверяя на наличие жизни, хотя это было просто формальностью. Они были нарезаны на ленты. Сариадзи был уничтожен настолько полно, что от него не осталось и следа.
Гаунт задумался, сколькие еще погибли здесь. Призраки, мужчины и женщины из свиты, настолько поглощенные темнотой, что не осталось ничего, чтобы показать, что они вообще когда-либо существовали.
Даур сидел в углу, спиной к стене. Эта потеря, эта резня, ужаснула их всех. Гаунт сомневался, что он когда-либо снова увидит, как Бан Даур вспыхивает своей энергичной улыбкой.
И еще здесь был Гол.
Колеа сидел на полу, пристальна смотря на точку, где была Йонси. Остались только несколько расплавленных черных шипов, как разбросанные мертвые листья. На его лице не было выражения. Гаунт не мог даже начать понимать, что чувствует Гол Колеа.
За исключением того, что часть него боялась, что он мог. Мерити была здесь, внизу. Она попала в это. Гаунт едва знал ее, и то немногое, что он знал, было ложью. По правде, он свою дочь знал не лучше, чем Гол знал свою. Но главным был ущерб. Он бросал вызов рациональному. Ребенок был ребенком, не важно, насколько отдаленным, не важно, насколько фальшивым.
Далин Крийд стоял отдельно от остальных, прислонившись к стене, пристально смотря на побеленные камни. Его рыдания прекратились, и его страдальческое отрицание превратилось в тишину. Гаунт знал, что Далин переживает это более мучительно, чем кто-либо еще. Даже больше, чем Гол, потому что он был близок с девочкой. Конфликт сломал его. Горе от потери сестры, ярость от глубины предательства.