Выбрать главу

Он не мог видеть Бростина, но он мог видеть лестницу сервисной мастерской. Хороший кусок тени. Отличный угол для того большого автогана. Эта вещь, на коротком расстоянии, с этими бронебойными пулями, которые высоко ценил Окел, смогут проделать дыру в чем угодно.

Теперь игра в ожидание. Терпение. Ожидание дела. Ожидание того, чтобы карты упали. Те твари двигались так же тихо, как и любой из Призраков, но здесь их ожидала открытая убийственная коробка.

Лайдли прицелился, аккуратно и спокойно, готовый к выстрелу.

Когти Секрана сомкнулись вокруг его горла. Кимурах оторвал его от земли. Лайдли пытался закричать, но хватка, как тиски, сокрушила его горло. Секран продолжал сдавливать, пока не скрутил и не сломал шею человека. Когда он умер, Лайдли нажал на спусковой крючок. Полный автоматический огонь, нацеленный ни во что, выпустил поток выстрелов из болтающегося оружия, врезавшийся в рокритовое покрытие двора, пронзая цистерны, прошивая стену.

Бростин увидел дикую очередь, увидел две фигуры в стробирующем свете от дульных вспышек. Одна подняла другую за горло.

Он выкрикнул имя Лайдли, затем открыл огонь. Большие пули автогана врезались в цистерны. Кимурах отбросил тело Лайдли в сторону и побежал к Бростину, поднимая свою лазерную винтовку для стрельбы.

— Ага, фес, иди ко мне, — прорычал Бростин.

Первая бронебойная пуля прошла сквозь лицо Секрана, вторая и третья сквозь его торс. К тому времени, мало чего осталось от него выше живота и между плечами. Кимурах сложился и рухнул в центре открытого двора.

Бростин развернулся, высматривая остальных. Он увидел движение и сделал еще два выстрела.

На крыше мастерской, на противоположной стороне, Хадрел заметил вспышки из дула. Он вытащил гранату из кармана куртки и взвесил ее в руке. Ранее они осмотрели тела мертвых Имперцев и нашли несколько полезных вещей.

Он бросил ее.

Бростин услышал, как она ударилась о водосточный желоб над ним. Он знал звук противопехотной гранаты, ударяющей по металлу. Он бросился вперед.

Граната раздробила переднюю часть сервисной мастерской и уничтожила лестницу. Взрыв тяжело прокатил Бростина по рокриту, и шрапнель впилась в его плоть.

Мгновение он лежал, оглушенный. Затем он попытался встать.

Теперь моя очередь, фесы...

Передняя стена разрушенной сервисной мастерской рухнула, а за ней и вся крыша. Лавина из плит и рокритовой черепицы похоронила Аонгуса Бростина.

Пыль поднималась от кучи камней. Она была навалена, как камни на племенной могиле на каком-нибудь одиноком склоне. Торчала только одна руку, покрытая грязью.

Хадрел спрыгнул с крыши и приземлился на ноги. Жахар вышел из укрытия и пошел к нему.

Они сжали свои винтовки и приблизились бок о бок.

— Теперь остался только последний из них, — сказал Хадрел.

— Гол? Нам нужно идти наверх, — мягко сказал Баскевиль. — Мы не можем оставаться здесь, внизу, всю ночь.

Колеа не ответил. Он пристально смотрел на обгоревшие шипы.

— Гол?

— Я дал обещание, — наконец сказал Колеа. — Поклялся, Баск.

— Это было обещание, которого ты не мог сдержать, — сказал Баскевиль. — Это не считается.

— Я должен был знать.

— Никто из нас не знал, Гол.

Колеа посмотрел на него.

— Хотя, я знал, — сказал он. — Я думал об этом. Я рассматривал это. Я даже... я даже рассказал об этом Гаунту. Я рассказал ему о том, чего я боюсь.

— Я уверен, что он... — начал Баскевиль.

— Он заверил меня, — сказал Колеа. — Он уговорил меня, сказал, что это было ошибкой.

— Никто не мог знать правду, — сказал Баскевиль. Он бросил взгляд через плечо. Гаунт и Бленнер стояли в нескольких ярдах от них, наблюдая за ними. Он мог видеть выражение лица Гаунта. Вина. Вина за то, что отмел страхи Колеа в сторону.

Они все чувствовали вину. Баскевиль определенно. Странные ноющие сомнения, которые он отбрасывал в сторону, как глупые. Затем вещи, которые ему рассказала Элоди...

Он крепко зажмурил глаза. Она знала, но так же, как Гаунт поступил с Колеа, Баскевиль развеял ее страхи. Потому что это просто не могло быть правдой.

Теперь она была мертва. Теперь так многие были мертвы. Никто не слушал. Жена Даура была мертва, потому что Баскевиль не воспринял ее всерьез.

Внезапно, Колеа поднялся.

— Гол? — Баскевиль встал и положил руку на руку Колеа.

— У меня, все еще, есть сын, — сказал Колеа, и отбил руку в сторону. Он пошел к Далину, который сидел спиной к стене.