Сегодня духи говорить, что ходить надо на Каракокшу, до горы Аккая. Там новый аил строить. А твоя идти ещё один день и одну ночь. Сей час идёшь, как раз утром придёшь в Улалу. Там русские, твой брат, торговые люди, русские попы, больница есть. Там тебе жить. Так духи говорят. Только ещё об одном я тебя прошу. Стар я брёвна таскать. Помоги мне, найди время дня три – четыре. Мне большую хату строить не надо. Яму я сам выкопаю, жерди на крышу тоже сам, а брёвна мы с тобой вдвоём уложили бы.
– Дякши[27], дядька Каначак, дякши – улыбнулся Григорий в ответ, – ты мне жизнь спас, как я могу тебе и не помочь? Обязательно помогу. Когда к тебе подойти лучше? Я бы и Ваньку брата своего привёл. Он же, как ты говоришь, с семейством как раз в Улале поселился. Завтра найду его, выпьем по маленькой за встречу, обговорим с ним дела наши скорбные, а дня через три к тебе пожалуем.
6. ДЛЯ БРАТА БРАТ ПЕРВЫЙ ДРУГ
(село Кытманово, адъютант Григория Рогова Иван Вязилкин)
Ивану Вязилкину, бывшему командиру эскадрона в «армии» Рогова, во время атаки отряда красных карателей повезло. Целью красных был Григорий. В приказе Сибревкома так и значилось: – «Уничтожить белобандита Григория Рогова и его банду». На банду особого внимания никто не обращал, искали Григория. Когда красные палили из трёхдюймовки по деревне, Николая в хате не было. Накануне он решил встретить зорьку с удочкой на Чумыше. Услышав пушечные выстрелы, Иван в деревню возвращаться не стал. Как был в старых кавалерийских галифе и исподней рубахе, так и рванул куда по дальше в глубь леса. Схватили командира, или удалось ему сбежать, для него пока осталось тайной.
Пару дней Иван отлёживался на правом берегу Чумыша. Оголодал, но главное, страсть как истомился без курева. У Григория, который не терпел табачного дыму, он привык курить только на улице, а вот вообще обходиться без махры, у него не получалось. Поэтому на вторые сутки Иван набрался храбрости и рванул в направлении родной Жуланихи. Там пробрался огородами к дому Наташки Ситниковой вдовы-солдатки, с которой миловался, пока они в селе стояли. Вдовушка была совсем не рада визиту, даже в хату не позвала. Наверное, бедовая баба уже нашла нового ухажёра. Но всё-таки сообщила, что Рогова не поймали. Родню его, какую в их родной Жуланихе нашли, угнали в Барнаул. Прямых родственников не нашли, так забрали семейство дядьки его, да Куприяновых, покойной Александры[28] сродственников. Как угоняли, она видела, и говорит, что не заметила среди Роговых старика Афоньку.
– То ли Афонька заховался куды, толи в урмане шлёндал, но не было его среди роговского отродья, а может… – Наталья, торопливо перекрестилась, – а может и шлёпнули Афанасия краснюки. А табаку у меня нету. Знаешь ведь род наш кержацкий это зелье не жаловал.
– Иди, лахудра, ублажай свово хахаля, – недовольный Иван, грязно выругался. Он надеялся не столько узнать судьбу командира, сколько разжиться махоркой и хлебушком, но не срослось. В отместку, он нарыл у вдовушки с полведра картошки только что посаженной. Курить хотелось так, что уши в трубочку сворачивались. Искать деда Афанасия Коля решил с утра, – всё равно ночью только народ пугать…
…
Едва первые лучи солнца пробились через тучи, предвещавшие ненастье, Иван снова полз огородами. Боязно ему было ходить по родному селу в полный рост. Ведь кто-то ж из соседей доложил, где Рогов квартирует. – С-суки, – невольно появилась мысль в голове, – вот же суки! Тут за них кровь проливашь, а они ж тебя ворогам сдають. Как же хочется курить… И сразу заломило за ушами, в животе набух зудящий комок, а во рту пересохло. Николаю пришлось сделать над собой усилие, чтобы не встать в рост и не начать искать заросли табака-самосада.
По деревне разнеслись бряканье ботала, протяжное мычание, щелчки бича и другие звуки бредущего на выпас стада.
– Чёрт! Не успел, – ругнулся про себя Иван, – придётся теперь ждать пока стадо пройдёт. А там и бабы начнут по подворьям шастать.
Тут ему свезло. До подворья Куприяновых он проскользнул незамеченным. Только перемахнул через заплот, как почувствовал, что в спину ему уперся ствол ружья…
– Руки подыми, охальник, – проскрипел беззубым ртом дед Афанасий, – и давай, живей в избу. Ты же Ивашка, Ваньки Вязилкина сын? Я хоть и вижу плохо, и зубов почти нету, но чую ишшо… Давай-давай, шевели ходулями, да не боись, сразу милицанерам сдавать не буду. Ты у меня сперва поработашь. Да и к чему мне тебя сдавать? – дед, как и многие старики был не в меру болтлив.