– Спасибо вам, братья, что Вы не забыли меня, когда меня бросили в тюрьму волки в овечьей шкуре. Теперь моя очередь вам помогать.
Товарищи. Я все перенес с вами в тайге, борясь за свободу равенство и братство трудового народа. С вами я пойду против всех врагов. Товарищи, организуйтесь в истинную трудовую коммуну без участия белоручек и кулаков. Сплачивайте ваши трудовые ряды плотнее, и в нужный момент выступим сплоченными рядами добывать свободу. За свободу, равенство и братство, смело вперед!
В тайге белых нет, они все уже покраснели и сидят по городам в законодательных учреждениях. Они и издают для вас суровые законы. В тайге же те же ваши братья, крестьяне и рабочие, которых преследуют одинаково, что Николай, что Колчак, что коммунисты, именующие себя народной властью. Я выступаю открыто против всякой власти с оружием в руках. Ни одного сына в солдаты, ни одного фунта хлеба дармоедам, возьмите оружие, прогоните всех комиссаров-приказистов.[60]
Так что, дорогие мои! Не слухайте большевистское враньё. Я свою личность могу доказать. Доказать делами. Делами то оно лучше, чем бумажками какими-то. Верно? Вот смотрите, я пришёл в ваш посёлок для того, чтобы освободить вас от кровавой тирании Ленина и Троцкого. Местных коммуняк мы уже ликвидировали. Теперь сельский совет будем мы. Извиняйте, что без вашего выбора, но, вон Силантий не даст соврать, вам-то всё равно же… Только у меня к вам просьба, не надо бежать сей момент в Змеиногорску милицию… – В толпе послышались смешки. – Что? неужели уже? Это ничего, мои караулы на выходе имеют от меня приказ, стрелять без предупреждения. Так что извиняйте дядьку, если чей сродственник домой сегодня не вернётся.
Акромя того, меня для вас две новости имеются, одна плохая и одна хорошая. Хорошую я вам уже обсказал, а плохая… – Григорий на мгновение сделал паузу, – не так уж она и плоха, мне кажется.
– Говори уже, что телишься? – раздался голос старого знакомого Силантия Мамонова, – лучше рубани правду-матку, чтобы уж знали чего от тебя ждать.
– Прав ты, Силантий. Как есть – прав! А новость у меня такая – привёл я вам защитников и помощников триста двадцать четыре человека. Это бывшие жители села Волчиха. В основном бабы и детишки разного возраста. Мужики тоже имеются, целых 120 душ. Правда, сейчас они в большинстве в караулах стоят, ваш покой оберегают. Провиант у нас есть, с сотню пудов зерна и картошки столько же. А вот жить нам негде. Придётся вам потесниться, пустить на постой наших детишек и стариков. Раненные если появятся, тоже будут у вас хорониться.
– А мы в сугробах что-ли будем зимовать? – выкрикнул кто-то из толпы.
– Зачем же в сугробах? Мы на каждую семью построим по землянке. До морозов должны успеть. Дрова заготовим, очажки сложим. Как только каку землянку закончим, так сразу туда семья переедет. Вот и перезимуем. Главное, чтобы красные про это дело не пронюхали. Так что, напомню ещё раз, если кто решит донести, лично покараю по всей строгости военного времени.
Кроме того, товарищи мужики Беспаловского, придётся вам присоединиться к нашему воинству, не взирая на вашу на то волю. Это не страшно, просто будете вместе с волчихинцами в караулах стоять, военному делу учиться, грамоту постигать, кто не знает. Зачнём с того, что будем с вашей помощью землянки строить и лес строевой заготавливать. Мои волчихинцы же парни не местные. Вот вы им и поможете. Поможете? – Крикнул он в толпу.
– Поможем, отчего бы не помочь, особливо если и, правда, зерном да картошкой поделятся, – снова послышался знакомый уже голос из толпы.
– Поделимся, как же не поделиться, даже не сумлевайтесь.
– А власть у вас колчаковская, или советская? – Снова раздался тот же голос.
– Конечно, советская. Мы соберёмся все вместе и любой вопрос обсудим. Вот это и есть настоящая народная власть, без Ленина, Троцкого, Колчака и прочих диктатур.
На этом митинг закончили. Вечером в посёлок должны перебраться партизанские семьи, а пока группа захвата пошла по домам знакомиться с новыми «земляками». Сам Григорий, подхватив под локоток давешнего своего знакомого Силантия Мамонова, направился в избу поссовета.
В избе остро воняло кровью и табачным перегаром, окна не открывали, поэтому запашок не выветрился.
– Друг мой, Силантий, – задушевно начал Григорий, есть у меня к тебе ещё одно важное дело. Надо небольшую спектаклю разыграть, сумеешь?