– Тяжело всё-таки бестелесным… – последняя мысль покинула голову кама. Раздался дребезжащий грохот, постепенно достигший силы громовых раскатов. По нижнему, среднему и верхнему миру разносилась песня шамана. Хотя можно ли назвать это песней? Он призывал Ульгена, он призывал Эрлика, он просил великих духов дать ему силы вылечить найденного богатыря. Кам уже ни капли не сомневался в том, что этот батыр, ниспослан великим Тенгри, защитить алтайские народы от чужеземцев.
Однако, что- то пошло не так. Тело Каначака, словно подброшенное пружиной, взлетело над кустами маральника. Следует череда резких движений вправо, потом влево, неистово гремит бубен, по лесу разносится: – Ок-пуруй! – Усиливая и затягивая слова, шаман продолжает мистерию:
– Я, кам Каначак, сын сынов и внук великого шамана Карамеса, обманувшего самого Эрлика[7], ок-пуруй! – Шаман всё повышает голос.
– Я смело поднимаю от земной пыли подол моих одежд… Я ставлю ногу в стремя, звонкое, как крик марала в августе. Я сел на моего коня… Вот я закрыл глаза…
Ускоряя пляску, расширяя её круги, шаман ревёт нечеловеческим голосом полной грудью гулко и хрипло:
– Ок-пуруй! Ок-пуруй! Буланый конь галопом зыбким меня умчал… Ок-пуруй! Буланый конь понёс меня на небеса… К Ульгену!.. Ульген даст мне силы, откроет мне прошлое и будущее, чтобы не совершил я ошибок вольных и невольных.
Каначак лупил в бубен, вертелся волчком, подпрыгивал, как одержимый. Он и был сейчас одержим, вызванными им из невидимых миров, духами. Казалось, это камлание будет продолжаться вечно, но, наконец, верхушки деревьев начали светлеть.
Когда первые лучи раннего июльского солнца сдёрнули полог ночи, Каначак упал на землю, раскинув руки. С уголка губы стекла тоненькая струйка густой крови. Он обнимал землю, как любимую женщину. Вот только дыхание его больше не слышно. Даже кобыла, привычная к «чудачествам» хозяина, беспокойно запрядала ушами и начала обнюхивать тело хозяина.
…
Григорий почувствовал на лице острый холод ледяной воды. Тут же вернулась память. Он вспомнил, как проворонил удар Митяя, как тот выстрелил ему в лицо, как удалось чудом уйти от пули, подставив плечо. Вспомнил и как полз недолго по лесу, пока не провалился в сумрак небытия. Тут же тупой болью напомнило о себе простреленное плечо.
– Хороший знак, – подумал Григорий, – раз больно, значит жив, а раз жив, значит ещё повоюем.
Он не додумал мысль до конца, когда снова почувствовал, как на лицо опять льётся ледяная вода. Правой рукой вытер глаза, а когда убрал руку, увидел над собой сморщенное смуглое лицо, поросшее редкими волосами.
– Ты кто? – удивился такой встрече Григорий. Хоть и была его родная бабка по матери чистокровной алтайкой, но не очень он жаловал этот лесной народ, считая его диким и отсталым.
– Я кам Каначак, – медленно произнёс старик. – Тебя спасать, лечить, да-а… Тебе сейчас к людям нельзя. Ищут тебя, убить хотят, да-а. Моя камлать для тебя. Много узнал. Что было, узнал, что будет, узнал. Ты не прост, да! Большие дела тебе предстоят.
Григорий недоверчиво усмехнулся, хотел махнуть рукой, но скривился от боли. Рана хоть и не кровоточила, но и удовольствия не доставляла.
– Ты лежать, меня слушать! – строго продолжал шаман. – Твой бабушка Марыс сильная удаган[8] был, хорошо камлать, редко у нее женщины родами уходить. Жаль, умер рано. Большие камы говорить, что муж её виноват, без её воли в жёны взял. А в тебе часть её силы осталась, поэтому духи наши будут тебе помогать. Лежи! Лежи, моя сказать!
Кам поднялся и устало побрёл к речке, набрал в кожаное ведро воды и вернулся.
– Это третье! Последнее на утро. Сейчас я отвар из алтын-корня сварю. Выпьешь. Рану промоем. Берестой перевяжем. Пойдёшь дальше сам. Кобылка устала. Тяжёлый ты. А идти до моего аила ещё дня три. Там я тебя долечивать буду, от врагов прятать.
Все процедуры заняли еще, наверное, с полчаса. Еще через час странная парочка была уже достаточно далеко, бредя вдоль уреза воды. Идти Григорию тяжело, но с каждым шагом он чувствовал, как силы возвращаются. Как постепенно отступает боль в плече.
– Вся река сегодня до самого Чумыша целебная. – Негромко бормотал Каначак. – Духи хорошо работать. Ты им нравиться. Говорят, много хорошо можешь сделать для их земли. Ещё говорят, что можешь уйти рано, но если не уйдёшь, то будешь жить долго и станешь ойротским и русским кааном! О!
– Попом что ли? – С явным пренебрежением спросил Григорий. Он как убеждённый анархист презирал этот род деятельности.